понизив голос, ехидно добавил он.
Я разозлился на его шутливый тон.
Нет, прошу назначать меня на вахты и прочие дежурства.
– Хочу вас предупредить, – холодно ответил он, гордо вздёрнув подбородок. – Морская служба немного иная, нежели сухопутная. Здесь излишняя горячность обычно приводит к беде. Главное – строго соблюдать приказы. Я их и соблюдаю. Сказано: не ставить вас на вахты – значит, так тому и быть. Идите!
Весь день шла погрузка. Одни за другим подходили баркасы с продовольствием и зарядами. По всему кораблю раздавался стук плотницких молотков. Паруса развёртывали и свёртывали. Канаты натягивали, сматывали, вновь натягивали. Все гремело, ухало и кричало, как будто корабль был живой.
Капитан поставили меня у люка в крюйт-камеру считать загружаемые бочки с порохом, ядра, гранаты, брандскугеля. Я все записывал угольным карандашом на лист серой бумаги.
Корабельная рында звякнула восемь раз. Боцман пронзительно свистнул в дудку и громко крикнул:
– Перерыв! Всем получить хлеб и сахар. Пить чай.
Работы тут же стихли. Матросы потянулись к камбузу.
– Простите, – обратился я к боцману. – Вы не могли бы мне показать корабль?
– С удовольствием, ваше превосходительство, – ответил круглолицый, краснощёкий здоровяк, чем-то напоминающий бобра. Шея небольшая, мощная, руки длинные, мускулистые. Ноги короткие, кривенькие, но сильные.
Я узнавал внутренний мир корабля, и удивление сменялось восхищением. Оказывается, устройство боевого судна весьма сложное и хорошо продуманное. Как объяснил мне боцман: на самом дне были плотно уложены друг к другу чугунные брусы весом восемь пудов каждый, сверху брусы полегче – четыре и два пуда.
– Для чего такая тяжесть? – удивился я.
– Балласт. Чтобы при сильном крене корабль не перевернуло, – объяснил он.
Трюм делился на отсеки из деревянных перегородок, называемые банками. Делалось это специально, чтобы во время качки чугунные брусы не перекатились на одну сторону. Сверху на чугунный балласт насыпали слой гравия и плотно утрамбовывали. На гравий клали бочки плотно друг к другу в три ряда. Нижний ряд – большие, средний ряд – чуть меньше, и верхний ряд – маленькие бочонки. Бочки наполняли пресной водой. Но в верхних бочонках хранили солонину и масло. Было и несколько бочонков с водкой. В пространство между бочками запихивали дрова для топки.
Около грот-мачты стояли ручные помпы.
– Как не конопать борта, не смоли, все равно забортная вода просачивается, – объяснял мой провожатый. – Для этого помпы и стоят: накопится немного – откачаем. А уж во время шторма или пробоины – так тут работа кипит.
Между трюмом и нижней палубой находился помост высотой, выше человеческого роста в две головы. Помост назывался кубриком. Сюда сгружали мешки с крупой и ящики с сухарями, кули с мукой и солью.
В носовой части корабля и в кормовой находились крюйт-камеры для хранения боезапаса. Они заполнялись просмолёнными бочонками с порохом. Ставились бочонки не абы как, а аккуратно на стеллажах и хорошо закреплялись. Носовая крюйт-камера называлась большой, кормовая – малой. Прямо в камерах стояли столы для изготовления картузов. В помещениях над крюйт-камерами аккуратно раскладывались артиллерийские принадлежности: ядра, гранаты, зажигательные трубки, кожи, кокоры, роги… Возле выходов из крюйт-камер устраивались шкиперские кладовые, где хранились тенты, парусина, парусные нитки, лини, свайки, молотки, топоры, багры и другие судовые принадлежности.
Вдоль бортов в кубрике шли свободные проходы. Называли их галереи. Под страхом порки запрещалось захламлять галереи.
– Только оставь что-нибудь, – строго говорил боцман. – Увижу – сразу за борт выкину, да хоть вещи капитана.
– Почему так строго? – спросил я.
– Проходы специально для плотников устроены. Вдруг пробоина. Плотники должны вмиг добежать и заделать. А если плотник споткнётся, да упадёт, да инструмент уронит? Так-то!
– А что в средней палубе кубрика? – поинтересовался я. – Почему такое большое помещение пустует?
Боцман снял шляпу и перекрестился.
Сюда во время боя раненых сносим. Здесь наш фельдшер хозяйничает, что мясник в разделочной, дай Бог ему здоровья. – Надел шляпу. – Ну, пойдёмте дальше.
– А вот здесь, – указал он на небольшое помещение перед кормовой крюйт-камерой, и лицо его расплылось в довольной улыбке, – капитанский погребок. Здесь хранится провиант для офицеров. Видите, и песочек на пол свежий насыпали. Тут и вино есть, и сладости…. Хотя, офицеров не балуют в море. Едят то, что и матросы. Но иногда, на праздники кок отпирает этот погребок и готовит шикарные блюда.
На нижней палубе, ближе к носовой части болтались подвесные койки. Здесь отдыхали от вахт матросы. За грот-мачтой располагались каюты артиллерийских офицеров и штурманов. Там же была и моя узкая койка с соломенным топчаном. За стенкой, тесная корабельная канцелярия с письменным столом и множеством шкафов, запирающихся на замки. Напротив канцелярии находилась оружейная комната с абордажным и стрелковым оружием. Вторая оружейная комната располагалась возле бизань-мачты. Оружейные комнаты охранялись караульными матросами.
В кормовой части, на опердеке находились более просторные каюты капитана и старших офицеров. Там же была кают-компания. Под шканцами слева – каюты мичманов и гардемаринов, а справа располагался небольшой храм, и там же жил корабельный священник, важный чернобородый поп, по слухам, привезённый самим адмиралом из далёкого северного монастыря.
В носовой части под баком…
– Даже я сюда без проса нос не сую, – предупредил меня боцман. – Камбуз! – произнёс он важно. – А с другой стороны – лазарет.
– А это что за клетки? – указал я на верхнюю палубу между большим и малым шпилем.
– Для живности, – ответил мой проводник. – Сейчас сюда уток, кур, гусей привезут. Поросят иногда берём. Как без мяса в море?
– Вот это – грот-мачта, похлопал он широкой мозолистой ладонью по гладкому стволу. – Самая большая мачта. Видите, древесина какая качественная? Ни сучка, ни свила. От грота мачты к корме идут шканцы. На шканцах, что главное? – спросил он и сам же ответил: – Судовой компас! – делая ударение на последний слог. – Или – нактоуз. Без него в море – никуда.
– А я читал, что у пиратов нет компасов, – вставил я.
– Они, в основном – каботажники, – ответил на это боцман. – Берега знают, как свои пять пальцев, – а в открытое море выходить боятся. Зачем им компасы?
Между фок-мачтой и грот-мачтой находились ростры, такие подставки для шлюпок и запасного рангоута. По бортам были натянуты сетки, в которых находились свёрнутые койки.
– Вот, теперь самое главное! – поднял он торжествующе указательный перст к небу. – Артиллерия! Самые тяжёлые орудия стоят на нижней палубе, или гондеке, пушки среднего калибра – на верхней палубе, а самые лёгкие орудия – на баке и шканцах. Лафеты крепятся к бортам талями и брюками – вон теми толстыми просмолёнными канатами. Те медные кольца, к которым крепятся брюки, называются рымами. Запоминайте,
