чего стоишь?
Марена подошла к порогу и остановилась.
— Тебе, небось, говорили, что я — ведьма? Что сюда ни ногой?
— Говорили, — призналась Мара.
— Так ты ж сама себе на уме. Или не пойдешь? — старуха хитро прищурилась.
Марена вскинула голову и прошла в избу. Тут было темновато, грязные окошки толком не пропускали свет. В углах жили тени, с потолка свешивались пучки трав. Девушка поставила корзину и втянула носом воздух. Пахло не затхлостью, не гнилью, как ждала почему-то Марена, пахло душисто — лесом, полем.
— Видишь, не страшно тут, — сказала ведьма, поведя рукой. — Травки в лесу собираю. В деревню не заглядываю, нет там ничего интересного. Да и людей пугать…
Мара повернулась к старухе:
— И что, никто к вам не ходит?
Старуха улыбнулась:
— Как захворают — заходят. А чайку попить — это нет.
— И не скучно вам тут одной?
— Я привычная, — пожала плечами старуха. — А что, дружбу свою предлагаешь?
Мара с сомнением покачала головой, и ведьма рассмеялась.
— Да не бойся, неволить не буду. Только помни, если вдруг прижмет: ты тоже можешь ведьмой стать. Сила в тебе есть. Поймешь — тогда и приходи. А теперь пора тебе…
Марена подхватила корзинку, выскочила из дома и пошла к деревне, не оглядываясь и чувствуя взгляд в спину. Взгляд был тяжелый, но какой-то теплый, и Мара совершенно не боялась.
* * *
Женщина, согласно древнерусским летописям, чаще всего обращалась к волхвованию («вещьству») в трех случаях. Во-первых, для избавления от плода или благополучного разрешения от бремени («Boдa — cecтpицa, пoмoги дитяткe нa cвeт poдитьcя»). Во-вторых, для поправки здоровья («С гуся вода, с тебя худоба»). И в-третьих, часто практиковалась любовная магия («Мывшиси молоком и медом, давала пити, милости деля»). В последнем случае, используя зелья и наговоры, ведьма вызывала любовь, а точнее — страсть, зависимость.
И. Е. Кошмарский. «Ведьмачество в средней полосе России», 1820.
* * *
— Все эти травки, зелья, заклинания — мишура. Интересно только поначалу, — поучала Зоя.
— А у нас есть сверхзадача? Вы не говорили.
— Мы дарим людям добро, красоту и любовь, — буднично ответила ведьма и уточнила: — Я про добро, Яя, как ты понимаешь, про красоту. Но мы вообще разносторонние, я тебе говорила.
— Значит, я — про любовь? Несмотря на имя? — улыбнулась я и сразу засомневалась.
— Ну да, — кивнула Зоя. — Кстати, имя-то у тебя теперь другое, Аи.
Я как-то не была уверена, что потяну. Осилю. Справлюсь.
— Не бери в голову, все само получится, — Зоя мечтательно протянула: — Раньше нас много было… и посильнее, чем сейчас.
— Что же изменилось?
— Наступило полное христианство, — сурово ответила ведьма.
— Раньше были другие боги?
Зоя кивнула.
— Ну, да. И можешь не спрашивать — мы им были нужны. Для разного. Ты вот зелья быстро осваиваешь и будешь за любовь отвечать, а кто-то по стихийным бедствиям специализируется. Погодные практики, все такое…
— Вы шутите?
— Нет, почему. Засуху там устроить, неурожай, тучи заговорить.
Что ж, поскольку лечебные практики мне давались легко, я все-таки решила освоить любовные. Говорят, большинство психологов выбирает профессию, чтобы помочь себе. А если себе не помогу, буду своим даром деньги зарабатывать. Почему нет? Есть ведьмы фальшивые, а я буду — настоящая.
— Завтра отдыхай, мы с Яей в деревню съездим.
Ладно. Мне будет о чем подумать.
* * *
Саша сказал: «Все. Идем в храм. На Пасху». Аня посмотрела на него с сомнением. Раньше бойфренд религиозностью не отличался. Вроде бы. Последнее время она поняла, что совсем его не знала. Все эти мелкие придирки, надуманные обиды. Он же был таким веселым! А сейчас? Он прекрасно готовил, но очень любил уксус и лил его везде, буквально, а у нее каждый раз протестовал желудок. Когда она попросила хотя бы в ее тарелку уксус не добавлять, Саша не разговаривал с ней целую неделю. А его манера ходить по дому в огромных семейных трусах? Аня не сразу поняла, что внезапные трусы в их холодной съёмной квартире означали прелюдию. «Бревно ты, Анна!», — кричал он и уходил в спальню, хлопнув дверью.
«Хочешь жить в согласии — соглашайся!», — любила говорить бабушка. А еще: «Уступает тот, кто умнее». Но в чем уступать-то? С чем соглашаться? Они будто жили в непересекающихся потоках. Впрочем, мирились хорошо, в постели. Но наступало утро и все начиналось сначала. Дожили: на работу ходили, как на праздник. И тут храм.
— Зачем?
— Надо наладить наши отношения. Все как-то не так, — Саша был настроен решительно.
— Мы же неверующие?
— Но Бог-то — да.
Аня улыбнулась. Он все еще мог ее рассмешить.
— Пойдем, — решила она.
В храм пришли ночью, после одиннадцати. Саша сказал, так положено. А в полночь будет крестный ход, когда надо обойти церковь. В зале толпился народ, пахло хорошо, нагретыми свечами и ладаном. Бабушка водила маленькую Аннушку в церковь, но с тех пор та все забыла и с любопытством оглядывалась. Читали молитвы, и, хотя Аня мало что понимала, они звучали утешительно и приятно. Наступила полночь, и священники вдруг запели. Аня тихо шепнула Саше:
— А разве у нас в церквях поют?
— Тише! — раздраженно прошипел тот.
Священники ходили по церкви, что-то передавали друг другу, а потом направились к дверям. И все люди тоже пошли, довольно энергично, видимо, хотели быть в первых рядах. Аня завороженно последовала за ними, но не увидела рядом Сашу. Стала крутить головой, ее толкали, невнятно извиняясь. Она оказалась в самом хвосте процессии, но тут заметила Сашу. Он, оказывается, не считал ворон и был уже в дверях. Аня поспешила следом, догоняя прихожан, и на последнем шаге вдруг, как в замедленной съемке, дверь перед ней плавно закрылась и громко лязгнула.
Аня осталась внутри.
Пожалуй, Бог в них тоже не верил.
* * *
Дженни с интересом наблюдала эту сцену. Она специально — и впервые в жизни — пришла в церковь. Ее на курсах учили — ходи, присматривайся. Вот она и смотрела, какие люди заглядывают, о чем просят. Это ж какое поле для практики! Но такого она еще не видела — пара, где закрываются двери! Как в кино. Что ж, будет интересно…
— Минуточку, — остановил ее голос. Дженни подпрыгнула и обернулась. За ее спиной стоял строгий и массивный гражданин в очках с тонкой оправой.
— Ведьме негоже лезть в людские дела, — негромко сказал незнакомец. — Даже фальшивой.
— А в-вы кто? — слегка заикаясь, спросила Дженни.
— Я — Пан. Пошли в беседочку, поговорим.
Напротив церкви, в сквере, действительно стояла белая ажурная беседка, с
