заметную на карте точку острова. — При подходе с моря островок сливается с мысом. Между материком и островом есть проход, опасный для судоходства, потому что там много подводных и надводных камней. Много камней — это хорошо. Катер тоже будет казаться камнем. Провести его туда я вам помогу.
— Вы моряк? — спросил командир, бросив любопытный взгляд на болгарина.
— Нет, я рыбак. И отец мой был рыбак. И дед тоже.
— И те ваши товарищи — рыбаки?
— Они — шопы. Жители западных областей Болгарии. Хорошие товарищи, антифашисты.
— А как же тут, если восточнее острова пески и равнина? — не отрывая глаз от карты, усомнился боцман. — Мы у них будем как на ладони.
Болгарин улыбнулся, обнажив пару вставных металлических зубов:
— Это они у нас будут как на ладони. Кому может прийти в голову, что перед самым носом у базирующихся немецких кораблей скрывается советский катер?..
С полночи пошел дождь. Видимость совсем испортилась. С одной стороны, это было катерникам на руку, с другой — рисковали столкнуться с вражеским судном или врезаться в скалу. Берег угадывался по белеющей полосе прибоя, вспененного разгулявшимся восточным ветром абазой. Шли почти на ощупь, бесшумно, на подводном выхлопе.
Андрей вместе с Каревым находился на мостике у пулемета, пристально всматриваясь в темноту. Он верил и не верил, что все это действительность, а не сон. То вдруг ему казалось, что он на катере давно и что этот промокший до нитки бушлат и спрятанная от дождя за пазуху бескозырка его давнишние вещи. То вдруг вспоминались Витька и Пашка, так и не сумевшие удрать от немцев. Они, конечно, догадались, куда исчез Андрюшка, и, если выбрались из порта живыми, скажут об этом его матери. Затем Погожеву виделось, как он встречается с отцом, который ушел на фронт в первую же неделю войны и прислал домой всего лишь одно письмо с пути из-под Киева.
В то время, когда Андрей думал обо всем этом, тараща глаза в темноту, в боевой рубке шел следующий разговор:
— При таком волнении моря едва ли сможем высадить вас на берег, — говорил лейтенант, не отрывая от глаз бинокля.
— Абаза учтен планом высадки, — сказал болгарин. — Поэтому я и предложил проход между материком и островом. В годы рыбальства я сам не раз прятался там с баркасом от непогоды.
— Баркас — одно, а катер — другое, — заметил лейтенант. В то же время он понимал, что вся надежда на болгарина. Без его помощи они в проливчик не войдут.
— Вы уверены, что проведете катер в пролив... при такой-то свистопляске? — Последние слова лейтенант добавил, чтоб смягчить резкость своего вопроса.
— Обязан провести, товарищ лейтенант. Обязан не только перед советским командованием, вами, товарищами по борьбе, но и перед своей родиной Болгарией.
Разговор на этом закончился.
Когда боцман подал знак на готовность к швартовке, Андрей легко соскользнул с мостика и по качающейся палубе пробежал на бак. Швартовка предстояла необычная, и моряки выстроились по обоим бортам катера, держа наготове багры и кранцы.
Но все обошлось благополучно. Вначале Андрею казалось, что они вот-вот врежутся в наплывающую на них скалу, но в самый последний момент катер резко взял вправо, слегка черкнув кормой по камню; потом что-то шаркнуло по днищу, еще один поворот, и моторы смолкли.
В проливчике было безветренно и тихо. Белопенный гривастый прибой ревел позади катера. Дождь как будто перестал, но камни все еще влажно поблескивали. Сразу же за камнями, справа и слева от катера, темнели берега, густо заросшие кустарником.
— Здесь должны нас ждать товарищи — болгарские партизаны. Но что-то я не вижу их сигнала, — сказал обеспокоенно болгарин в плаще.
Катерники действовали быстро, слаженно и бесшумно. Так же поспешно и молча крепко пожали руки уходящим болгарам.
На большой плоский камень были переброшены сходни. Первым шагнул на них человек в плаще, сгорбившись под тяжестью груза.
Андрей стоял у трапа, вместе с боцманом и лейтенантом, помогая высаживаться болгарам. Первые двое были уже у кустарника, когда третий, поскользнувшись, не удержался на влажном голыше и упал. Он тут же вскочил, сделал шаг и, сдавленно застонав, опустился на камень. От кустарника метнулся к нему человек в плаще. Упавший попытался встать уже с помощью подбежавшего, но, сделав пару шагов, снова опустился на камень.
Человек в плаще вернулся к катеру.
— Вывих или перелом ноги, — сообщил он командиру. — Выбирайтесь отсюда и уходите в море. А мы будем потихоньку двигать в лес. Там нас встретят товарищи.
— Гул моторов привлечет внимание, и вас могут сразу же накрыть, — возразил лейтенант. — Идите, мы подождем.
— Разрешите помочь, товарищ лейтенант, — вскинув руку к мокрой мичманке, сказал боцман.
Командир на мгновение задумался и согласился:
— Только возьмите, с собой еще кого-нибудь. Вдвоем будет сподручнее.
— Товарищ лейтенант, разрешите мне, — выступив перед командиром, козырнул Погожев.
Лейтенант бросил взгляд на боцмана. Тот кивнул в знак согласия.
— Идите. Только не задерживайтесь.
Последние слова лейтенанта настигли боцмана и Погожева уже на трапе.
Пострадавший сидел, прислонившись спиной к камню-голышу, держась обеими руками за ногу. Его уже немолодое лицо перекосилось от боли. Увидав моряков, он виновато опустил глаза.
— Как же это тебя, паря, угораздило? — покачал головой боцман. — Если перелом, надо бы наложить шину.
— Потом. Сейчас быстро вперед. — Человек в плаще волновался, и от этого его ранее чуть уловимый акцент сейчас явственно проступал в разговоре.
Они двинулись прямо через кустарник, поднимаясь по склону.
Андрей нес вещи пострадавшего. Особенно тяжелым был заплечный мешок. Да и чемодан изрядно оттягивал руку.
Человек в плаще первым поднялся на склон и остановился, поджидая остальных. Когда собрались все вместе, он сказал:
— Спасибо за помощь, товарищи. — И протянул руку боцману.
Соловьев, кивнув в сторону пострадавшего, сказал:
— Может, мы его заберем обратно в Россию? Вам тут и так несладко придется, а еще больной.
— Нельзя, — энергично возразил человек в плаще. — Он наш язык и наши уши.
— Ясно, — кивнул боцман. — Только
