Старая женщина в очередной раз вздохнула.
Сумерки сгущались, от земли потянуло холодной сыростью. Сонечка сидела на скамейке и ласково что-то шептала котенку на ушко, но чувствовалось, что она устала.
Катя решилась.
— Баба Люба, пожалуйста, откройте нам дом. Надо занести вещи. Да, и койку нужно принести с дороги! — внезапно вспомнила она. — Вы поможете мне принести ее?
Старая женщина смотрела на нее странным взглядом.
— Сонечке спать пора! Сейчас мы с ней чайник вскипятим, я кашу ей в коробке готовую захватила, — тараторила Катя. — А уж утром…
Баба Люба тяжело поднялась со скамьи.
— Дом я вам открою, не переживай. А дальше что? — пожилая женщина пожевала сухими губами и продолжила. — Там несколько лет никто не жил. Газ и свет отключили, да и в избе не мыто, не убрано. Что ты там делать с дитем сейчас собралась?
— Только в колонке у соседнего дома. На нашей улице в домах воды ни у кого нет.
Глава 4
— Что же теперь делать? — у нее закружилась голова, и пришлось судорожно вцепиться в ограждение.
— Ты, милок, не раскисай, — словно сквозь вату донесся до нее голос бабы Любы. — Чай, не помер никто — все уладим! Свет и газ снова подключим! Отрывайся от изгороди, за койкой пойдем. Все затащим ко мне. У меня пока поживете! Хоть и не ждала я никого, а деваться некуда. Чует мое сердце, не от сладкой жизни ты в нашу глухомань явилась! Да и перед Клавдией, если что, ответ держать придется.
Пожилая женщина заспешила к дороге, а Катя уныло потянулась следом
* * *
Койку они дотащили. Это отняло у Кати последние силы.
Ее сознание затуманилось, предоставив измученному организму действовать на автомате.
Она смутно помнила новизну запаха деревенского дома бабы Любы, мытье Сонечки в глубоком пластмассовом тазу, отчаянные попытки гигиенических процедур возле рукомойника в закутке кухни за ситцевой занавеской, как ужаснулась своему отражению в небольшом мутном зеркале над умывальником. С растрепанными волосами, наливающейся предательской краснотой скулой на абсолютно белом лице. Зудящие красные опухшие кисти. Вздувшуюся царапину на запястье.
Только одно воспоминание ярким пятном выплывало из сумеречных закутков памяти — поздний ужин, поданный перед сном бабой Любой. Теплая манная каша с мягким белым хлебом и горячий душистый сладкий чай в эмалированных кружках показались Кате самой изысканной едой на свете!
Она не помнила, как нырнула в глубокий омут спасительного сна.
Катя внезапно проснулась. Обожженные крапивой руки отчаянно чесались. Она не знала, который час. Смартфон стоял на зарядке. Комнату заливал струящийся лунный свет, тишина ночи уютно обволакивала.
Бесконечно длинный день остался позади. Первый день новой, по-настоящему взрослой жизни. Но она его прожила. Сама. Как сумела.
Катя вздохнула, повернулась на бок и вновь крепко уснула.
***
Два дня Катя билась в истерике. Как только она могла решиться на авантюру с переездом! Здесь же невозможно нормально жить! Как жить, как?! Без электричества, газа, воды в доме, теплого туалета. Без стиральной машины-автомата, наконец! Ладно, хоть интернет и сотовая связь работали исправно.
Несколько раз Катя решительно набирала номер мамы с намерением попросить забрать ее с Сонечкой из этого гиблого места. Но в последний момент нажимала кнопку отбоя. Торжествующее лицо отчима на волнах услужливой памяти останавливало ее от рокового шага. «Такого удовольствия я ему не доставлю. Ни за что!» — упрямо хмурилась она.
На третий день истерика сменилась отчаянной тоской. Но тут лопнуло терпение у бабы Любы:
— Ты, девка, кончай дурить! Не забыла, чай, про крапиву-то! Сейчас нарву и отстегаю — сразу в разум войдешь. Аль к отчиму поползешь на поклон?! — пожилая женщина плюнула с досады.
После взбучки Катя целый час обиженно сопела, уткнувшись в смартфон.
Ее мысли метались в голове, как испуганные вороны на огороде. «От старухи, самое главное, быстрее съехать. Забодала, блин, своими наставлениями, — расставляла приоритеты Катя. — В дом бы скорее перебраться, а как там жить? Воду я из колонки принесу, и что дальше?»
Она дико разозлилась. Ну уж нет! Слушать бесконечные поучения она не намерена. Пора начинать колотиться!
Очень нравилось ей слово «колотиться»! Баба Люба обозначала им любую упорную работу до победного конца. Вот и Катя отправится по инстанциям — колотиться! Она рассмеялась.
Не тут-то было!
— Куда ты собралась сегодня? Не мыта, не чесана. Одежда не припасена! А если в райцентр поедешь?! — заартачилась баба Люба. — Да и дела у меня намечены. А Сонечка с кем?
После получасового препирательства удалось достичь консенсуса. Катя срочно наносит воду в баню, а потом сварит обед. Пообедав, уложит дочку спать, а баба Люба пойдет топить баню.
— Заодно и постирушку сообразим, — радовалась пожилая женщина. — Вон сколько белья скопилось. Прямо в бане и постираем!
— Это как? — Недоуменно захлопала глазами Катя.
— Руками, Катерина, руками! — съехидничала баба Люба.
Она твердо вознамерилась истопить баню. Обычно топила по субботам, а летом еще и в среду. Крепкая сильная старуха еще справлялась со всей работой по дому и в огороде сама. Воду ведрами таскала из уличной колонки в любое время года, благо колонка находилась у соседнего дома. Дрова для бани, правда, сама не заготавливала, покупала колотые и укладывала возле бани в поленницу.
Летом стирала в бане даже постельное белье, развешивала для просушки в огороде на натянутые бельевые веревки. Много ли с одинокой старой женщины вещей наберется! Стиральная машина, правда, имелась — старинная, еще советских времен, круглая «Ока». Но пользовалась баба Люба ей очень редко.
Баня, по старинному обычаю, находилась в конце огорода, подальше от дома. На недоумевающий Катин вопрос: «Почему?», баба Люба сурово ответила: «От пожара».
Катя никогда в бане не была, как-то не приходилось. Она родилась и выросла в городской квартире, где проблем с коммунальными удобствами не существовало. Для нее оказалось потрясением, что люди еще живут в таких «дремучих» условиях.
«Придется как-то пока приспособиться, деваться-то куда, — мрачно размышляла она. — Газ в доме есть, электричество тоже. Вот подключат, а там и с водой что-нибудь придумаю. А пока — ведра в руки и на колонку!»
Катя подошла к бане. Бревенчатая избушка со скатной крышей, покрытой железом, и торчащей прокопченной металлической трубой стояла приоткрытой. Катя до конца распахнула тяжелую дверь и вошла.
Пахнуло застоялым травяным духом и чуть сыростью. Баня делилась на два отделения: одно — небольшое, как входишь, и побольше, где в углу громоздилась печка с встроенным чаном для нагрева воды. К металлической трубе плотно примыкали два булыжника.
