раз папа с мамой включали советский про бременских музыкантов. Там король постоянно с тем яйцом носился, как с писаной торбой. У мультипликаторов и сценаристов было специфическое чувство юмора.
Несколько ложек я съедаю. Даже не морщусь. Правда приходится запивать большими глотками кофе, который тоже придает специфический вкус, но тарелка пустеет на половину.
— Яйцо врач сказал тоже обязательно съесть, — Сара подсовывает ко мне вазочку.
— Там бЕлки, — серьезно изрекает Мэри.
Фыркаю, чуть кофе не идет носом. Губы Сары дрожат.
— Кто?
Мэри задирает подбородок.
— Врач так сказал. И что они вам важны.
— БелкИ, Мэри, — вздыхает Сара.
Мэри округляет глаза.
― Это что за животное?
Я снова фыркаю.
― Я тебе позже расскажу, ― едва открывает рот Сара и дергает коллегу за руку.
Та умолкает, поняв намек.
А я смотрю на это яйцо и чувствую, как овсянка комком становится в желудке.
― Почистить вам? — спрашивает Сара.
— Пожалуйста, — шепчу и проглатываю клубок в горле.
Сара быстро обчищает носик и подает мне маленькую ложечку. Ваши любимые, леди Вивьен. Всмятку.
Киваю, беру ложечку и, едва сдерживая брезгливость, поддеваю белок. Ох, чувствую, здесь потеряю с легкостью несколько килограммов. Вкусы мои и Вив совсем не совпадают. А как же хочется маминых блинчиков, или драников со сметанкой. Завтрак у нас всегда был просто невероятно аппетитным. Мама буквально из дома не выпускала, пока мы не съедали что-то горячее, сытное и свежее. А еще вареничков хочется. С картофелем и творогом. Такие я здесь вряд ли найду.
Внезапно осознаю, что никогда больше не попробую маминых блюд. Не прильну к ней, не скажу «спасибо».
На глаза наворачиваются слезы. И я понимаю, что дело совсем не в завтраке. Не такой уж он и плохой. Дженни все же старалась, как заверила Сара. Только Дженни не мама. И моя семья навсегда для меня потеряна…
Острое, жгучее осознание накрывает с головой только сейчас. И я начинаю четко понимать, что возврата нет. На скатерти одна за другой появляются круглые мокрые пятнышки.
― Леди Вивьен? ― первой замечает Сара.
Сердито смахиваю слезы со щек. Сара и Мэри, кажется, и так не могут себе объяснить некоторые мои причуды. Надеяться, что веду себя в точности как Вив, бесполезно. Так еще теперь придется объяснять, почему реву. Следует быть осторожнее. Давать свободу эмоциям исключительно в одиночестве.
― Все хорошо. Кольнуло в груди внезапно, — придумываю на ходу и возвращаюсь к расковырянному яйцу.
В целом завтрак дальше идет неплохо. Гранат можно есть и руками. А еще он вкусный и не такой кислый, как я пробовала дома.
― Врач говорил, хотя бы один в день, ― сообщает Сара, помогая выбирать рубиновые зернышки.
Киваю. Против таких нововведений ничего не имею.
Затем, по распоряжению того же мистера Ллойда, меня опять укладывают в постель. Некоторые микстуры вызывают сонливость, и половину дня я сплю, но под вечер просто с ума схожу от бездействия и прошу Мэри принести мои любимые книги. Отдаю распоряжение с таким безразличным выражением лица, чтобы ей и в голову не пришло спросить, какие именно. Потому что это провал. Мне же надо именно вкусы Вив изучить, а не мои собственные. А тогда уже, возможно, завтра-послезавтра, перейти к тяжелой артиллерии, то есть истории и политологии. Пока же голова еще слишком тяжела и затуманена лекарством, чтобы думать о таких серьезных вещах. К тому же я до сих пор не уверена в навыках чтения. Вдруг с этим возникнут проблемы.
Мэри не разочаровывает. Приносит несколько разноцветных томиков. Небольших. В твердых кожаных обложках с золотистыми узорами на корешках и лицевой стороне.
Быстро благодарю ее и отсылаю. Не хочу, чтобы она была свидетелем моей удачи или провала. Руки дрожат, когда открываю первую, самую яркую. Даже глаза закрываю. Глаз… Боюсь смотреть. Но понимаю — это таки стоит сделать.
Осторожно бросаю взгляд на страницу, хмурюсь. Буквы-закорючки незнакомы. Странные, хоть и очень красивые. Я несколько минут таращусь на них совершенно бессмысленно. А потом откуда-то приходит понимание, что та волнистая линия — звук «а», а кружочек с точечкой — «ж». Произносятся они не так, как наши, но достаточно похоже. А еще больше похоже на английские.
Довольная первім добрім знаком, приступаю к чтению. Хоть и медленно, но дело продвигается вперед. В руках у меня оказывается некий сборник слезливых стихов о любви. Но на самом деле в тот момент мне совершенно безразлично. Главное навыки привести в порядок, чтобы более серьезную литературу я могла читать бегло, не задумываясь над значением символов.
К ночи я уже более-менее успеваю натренироваться и, после сытного ужина с ощущением полного довольства этим днем, сладко засыпаю.
Так проходит почти вся неделя. Я читаю, ем, сплю. И с каждым днем чувствую себя все лучше и лучше. Ближе к выходным мне разрешают подняться с кровати. И это невероятно радует, потому что невольно создается такое впечатление, что я уже мозоли натерла на боках и спине. Именно тогда и решаю перейти ко второму этапу плана и ознакомиться с тем, куда же меня занесла судьбинушка. Нужные книги не попросишь, чтобы не вызвать лишних подозрений. Придется, положившись на собственную смекалку, отправиться на охоту за знаниями самостоятельно. О запрете выходить из комнаты предупреждений не было, а если кто-то и сделает замечание, скажу, что просто не знала.
Но мне везет, в коридоре никто не встречается, и я беспрепятственно миную несколько белых, похожих на мою дверь. Только на мгновение задумываюсь, куда идти. Слева коридор заканчивается поворотом, справа виднеется балюстрада верхней лестничной площадки. Хотя не представляю, где здесь библиотека, но подозреваю, что не в жилом крыле. Здесь только спальни моих драгоценных родственничков.
Между прочим, все время болезни они так и не нашли свободной минуты навестить меня. Ни леди Роуз, ни Селеста с Гортензией. И не скажу, что расстроена по этому поводу. Вряд ли при длительном общении мне удалось бы сыграть роль затюканной Вив. Скорее какая-нибудь книга «случайно» бы полетела в сторону одной из высокомерных «мадамов». Просто за Вив обидно, бедная девочка.
Коридор выводит на галерею, из которой открывается вид на большой и красивый холл. Я уже проходила его в прошлый раз в сопровождении Мэри. Поэтому двигаюсь уверенно и твердо. Но внезапно останавливаюсь, буквально в нескольких шагах от площадки с перилами. Будто наталкиваюсь на невидимую стену. Журчащий, кокетливый голос леди Роуз звучит немного приглушенно, но твердо и настойчиво. К тому же достаточно громко, чтобы я слышала. А самое главное,
