их работой. Собственно, их только к этому и готовили всю жизнь. Жесткая перегрузка на один бок дала мне понять, что в данный момент мы находимся в свободном падении, и пилоты еще не сообразили, как вытянуть нас из этой нештатной ситуации. Судя по всему, нас выронили из луча. «Магеллан» больше не сопровождал наш спуск, и мы вертелись в штопоре. Я понял это за долю секунды, бросив взгляд на ярко-алый свет, врывавшийся сквозь иллюминатор внутрь «Ермака». Мы падали. Как самые первые космонавты. Падали и горели. Причем находились в менее выигрышном положении — нас закрутило. Еще со времен летной школы я помнил: штопор — одно из самых опасных осложнений полета при условии, что у вас нет тяговитых двигателей. По счастью, у нас они были. К звукам крушения присоединился сначала тонкий свист, а затем и сильнейший рев запущенных двигателей. Долго же они соображали. Постепенно боковая перегрузка ослабла, нас вновь впечатало в ложементы. Работали маневровые и маршевые двигатели. Голову уже повернуть не представлялось возможным. Визги системы пожаротушения умолкли, запаха гари не ощущалось. Наконец мы резко клюнули носом. По ощущениям, мы просто нырнули вниз с одновременным торможением. Заложило уши. Мы погружались в атмосферу. По четким кренам, ныркам и спиралям, проделываемым «Ермак», было понятно, что пилоты удержали тяжелую машину в воздухе, и полет (а это уже был именно полет, а не спуск) контролировался ими. Нас перестало трясти. На связь вышел первый пилот и скупо доложил о ситуации:
— Десантной группе. «Магеллан» не отвечает. Сажаю челнок вручную. Место высадки скорректировано.
Кто-то позади меня выдохнул в голос, остальные сохраняли молчание. Неприятно запахло рвотой. Меня и самого сильно мутило. Я наконец смог оглядеться. В салоне челнока было темно, лишь узкие полоски света на полу и потолке, указывающие направление к выходам, выхватывали из мрака перепуганные лица горе-десантников. Несколько человек были без сознания. К таким перегрузкам нас никогда не готовили. Подобные ситуации просто не рассматривались в симуляторах, поскольку сам принцип передвижения с использованием воздуха и крыльев безнадежно устарел задолго до нашего рождения.
Еще с минуту мы закладывали один вираж за другим. А затем вновь началась крепкая тряска с четким ощущением торможения — мы опять клюнули носом. «Ермак» на мгновение замер и медленно опустился на поверхность планеты. Зажглось аварийное освещение, из кабины выбрались мокрые от пота пилоты, бросились оказывать помощь. Силовые поля отключились, и я ощутил всю прелесть настоящей гравитации. Тело, словно налитое свинцом, не хотело подчиняться мозгу. В невесомости мы пробыли считанные минуты, должно быть, необычные ощущения были связаны с запредельными нагрузками при посадке.
Меня немного кольнула совесть: « Герман, ты же врач, почему твои обязанности выполняют пилоты?»
Кое-как пересилив себя, я встал в проходе, но меня тотчас усадил обратно второй пилот:
— Товарищ полковник, вам нужно прийти в себя. Мы справимся, вы же сами нас обучали…
Я кивнул. Признаться, после такой нагрузки геройствовать совсем не хотелось. Откинулся в кресле и закрыл глаза. Все. Успокоиться. Очевидно, я пребывал в шоке, как и все на борту «Ермака». Но начальник медслужбы — не все. Мне нужно срочно приводить в норму свои мысли и начинать думать.
Для начала я привел в порядок дыхание. Потом понизил пульс до приемлемых семидесяти ударов в минуту. Отлично. Нормализовать давление. Готово. Теперь можно проверить слух, зрение, осязание, обоняние. Итак, я в норме.
Тут же вокруг запищало, защелкало, застрекотало. Суетились пилоты, оказывая помощь пассажирам и попутно выполняя протоколы проверок систем шаттла. Я взглянул в иллюминатор. Кромешная тьма. Словно услышав мою мысленную просьбу, кто-то из пилотов включил внешнее освещение. Сквозь обугленное стекло иллюминатора разглядеть что-либо было невозможно.
— Вставайте, док! — кто-то тронул меня за плечо.
Я обернулся. Надо мной стоял командир нашей десантной группы, майор ОНР Егор Ковалев. Это его голос я слышал позади себя во время падения. Я кивнул и попытался встать.
— Надо выбраться наружу и осмотреться, — предложил он.
— Что произошло? — крикнул я.
Вокруг становилось шумно. Пилоты уже провели необходимые процедуры и теперь наперебой вызывали по связи «Магеллан». Но их коммуникаторы молчали.
— Попробуйте короткие волны, — посоветовал им Ковалев.
— Радио? Вы сейчас серьезно? — с укором посмотрел на майора второй пилот. — Мы уже лет двести не пользуемся этим примитивным способом передачи информации.
— Передатчик на борту есть?
— Ну, есть, — почесал затылок второй пилот.
— Ну, так его не просто так сюда запихали, старлей. Выполнять!
— Есть! — вытянулся в струнку пилот и бросился в кабину.
Ковалев, потирая затылок, обернулся ко мне.
— С «Магелланом» связи нет и, скорее всего, не будет, так хоть с другими шаттлами свяжемся.
— Я это уже понял. Думаете, диверсия? — предположил я.
— Не знаю, но луча мы лишились не просто так. Нужно понять, куда мы приземлились. Пойдемте.
Мы надели шлемы и скафандры, вооружились и подошли к шлюзовой камере. Давление снаружи и внутри шаттла было одинаковым, поэтому шлюзовая камера отворилась автоматически. На всякий случай мы закрыли за собой переборку и опустили рампу. Тут же в грузовой отсек ворвался ветер вперемежку со снегом. Как только пурга, поднятая рампой, улеглась, мы воочию увидели мир, который некогда был нашим домом.
Перед нами простиралась сплошная белая стена леса. Рампа просто примяла своим весом ветви густого сосняка, но соседние деревья, облепленные снегом и инеем, не оставляли никаких сомнений — дальше мы никуда не продвинемся. Я взглянул на экран бортового компьютера, проверяя показатели. Химический состав атмосферы был приемлемым для дыхания. Концентрация кислорода в воздухе немного превышала привычный уровень, но все еще была допустимой. А вот температура окружающей среды…
— Мой датчик показывает минус сорок, — услышал я голос Ковалева.
— Мы были готовы к этому.
— Ну да⁈ — то ли спросил, то ли съерничал майор, пытаясь спуститься по скользкому трапу рампы к деревьям. — Слишком густой лес, мы даже не выйдем из корабля!
— А вот к этому мы уже не были готовы, — резюмировал я.
Мы огляделись. В свете мощных прожекторов глухая ночь в этом диком заснеженном лесу некогда родной полосы показалась мне какой-то нереальной. «Абсурд» — первое слово, пришедшее мне в голову. Я смотрел на этот дремучий лес, которому по нашим подсчетам было уже без малого полторы сотни лет, и не верил своим глазам. Если наша средняя полоса теперь вся в таком виде, то следы некогда могучей цивилизации мы будем искать очень долго.
— Вернемся внутрь, — предложил Ковалев, — какой смысл торчать тут на холоде? Нужно как следует пораскинуть мозгами.
Возразить мне было нечего, и мы подняли рампу. Когда мы вернулись, группа уже успокоилась. Пилоты все еще пытались связаться с «Магелланом» или другими шаттлами, но пока безрезультатно. Остальные члены десантной группы приводили в порядок салон и свою амуницию. Многочисленные сигналы тревоги были уже отключены, а потому на борту царило деловое оживление, ничем не выдававшее пережитую панику. Рвотные массы были убраны, ложементы приведены в сидячее положение, в грузовой отсек то и дело кто-то шнырял, возвращаясь обратно с приборами, датчиками, планшетами и едой.
Несмотря на то, что по званию я был старше Ковалева, фактически нашей группой руководил именно он. Я плюхнулся на свое место, стараясь призвать к порядку собственную голову. Внимание то и дело перескакивало с одной мысли на другую, мешая сосредоточиться и охватить картину в целом. Майор же, постояв в проходе подбоченившись, выдал здравую мысль:
— Герман Степанович! — я резко обернулся. Ковалев был первым, кто назвал меня по имени и отчеству за последние две сотни лет. Резануло слух, но я понял, что таким образом он сглаживает острые углы субординации. Он — майор, я — полковник. Обращаясь друг к другу по имени, никто из нас не потеряет лицо, но при этом всем будет понятно, что командует именно майор.
— Давайте-ка соберем брифинг в кабине пилотов, — предложил он.
— Не возражаю, Егор Васильевич, — подхватил его идею я и решительно встал. Мы направились в кабину по узкому проходу. Нас пропускали, прижимаясь к бортам.
— Кстати, можно просто Егор, — предложил Ковалев, обернувшись на ходу.
— Тогда просто Герман, — согласился я, и мы прошли в кабину пилотов.
— Связь? — с порога спросил майор пилотов, но те лишь руками развели.
— Ощущение, что на этой чертовой планете «Ермак» — единственный источник радиосигнала.
— Маяки «Смелого» и «Смирного» уже запеленговали?
— Никак нет, товарищ майор.
— Спутники связи на орбите? — продолжал
