Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
могу ли я быть вам чем-то полезен?
Он уже был готов к взрыву, но Орсо молчал. А потом обратил на подчиненного мутноватый взгляд:
— Силвано… Тебе доводилось когда-нибудь осознавать, что ты годами, как кот, гонялся за солнечным зайчиком на стене амбара, зря потратив кусок жизни, который уже не вернуть?
Под ложечкой у Ромоло что-то неприятно ворохнулось. Полковник никогда, ни разу не обращался к нему по имени, и капитан даже не был уверен, что оно известно командиру… Орсо качнул головой:
— Не молчи, Силвано… Мне интересно.
Ромоло нахмурился. Чувство неловкости вдруг пропало, сменившись подспудной тревогой.
— Я из очень знатной семьи, мой полковник, — отрывисто проговорил он. — В юности я был игроком и волокитой, за что отец лишил меня наследства и выгнал из дома, отписав все имущество монастырскому приюту. В ярости я покинул отчий дом и завербовался в армию. Восемнадцать лет я люто ненавидел отца. Сначала мечтал погибнуть, чтобы причинить отцу боль. Затем рвался к подвигам, чтоб доказать ему, что он был несправедлив. А потом пришел день, когда я понял, что отец поступил единственно правильно. Оставшись дома, я опозорил бы родителей и разорил семью. Два года назад я отправился с женой и сыном на родину, в Ломбардию. Я хотел вымолить у отца прощение и показать ему внука. Приехав, я узнал, что отец умер полгода назад. Восемнадцать лет, мой полковник. Я ровно полжизни лелеял свои обиды. И опоздал всего на полгода. Но уже ничего не вернуть.
Он замолчал, еще сильнее хмурясь и уже не зная, зачем вдруг начал эту бесполезную исповедь. Но Орсо после короткой паузы выпрямился, снова отирая висок, и проговорил чуть тверже:
— Восемнадцать лет. Немало, черт бы их подрал. Ступайте, Ромоло. Я и так задержал вас.
И капитан тут же понял, что ему дают вовремя уйти, забыв о мимолетном помрачении рассудка полковника. Поклонившись и захлопывая за собой дверь, Ромоло услышал вкрадчивый звон хрусталя.
…На утреннее построение капитан явился, поспав от силы полтора часа, поэтому соображал туманно. Первым, кого увидел Ромоло во дворе, был полковник: как всегда, подтянутый, безупречно одетый и холодно-собранный. Капитан поморщился: если бы не свежая повязка, ему бы показалось, что вчерашний расхристанный субъект, называвший его Силвано, просто пригрезился ему с усталых глаз. Орсо же кивнул в ответ на поклон подчиненного и коротко бросил:
— Капитан, жду вас после построения у себя.
Явившись на зов, Ромоло застал командира в плаще и со шляпой в руке.
— Сразу после погребения Марцино мне надобно отлучиться из города по делу чрезвычайной важности, — сухо и деловито отчеканил тот. — Вы, как всегда, возглавите отряд в мое отсутствие. Подробный отчет каждые сутки. Запрет на отлучки снят. Дополнительные распоряжения на столе.
Орсо унесся, словно за ним гналась свора собак, оставив Ромоло в некотором ошеломлении. Но этот, сегодняшний полковник был привычен ему и понятен, и капитан, ощутив, что мир встал на место, с легким сердцем отправился в караулку, украдкой потирая глаза.
* * *
Особняк притих: все солдаты, не занятые в карауле, офицеры и кое-кто из слуг отправились отдать последнюю дань уважения погибшему Марцино. Капрал Фарро, вынужденный остаться в качестве дежурного командира, был чернее тучи, выставляя утренние посты. Он отрывисто раздал распоряжения, морща низкий смуглый лоб, и грузнее обычного затопал прочь. Годелот хмуро посмотрел ему вслед: капрал всерьез горевал, и шотландец очередной раз ощутил тянущее тоскливое стеснение в груди. Все однополчане в последние сутки были подавлены, и Годелот отчего-то точно знал, что это скорее не скорбь, а стыд. Запоздалый стыд перед всех раздражавшим соратником, которому потребовалось умереть, чтобы о нем вдруг вспомнили, вдруг узнали, что он был кому-то важен и кем-то любим.
Шотландец вздохнул и зашагал к своему посту у парадного входа в переулке. К тоске примешалось отвращение. Как легко сейчас виниться перед Марцино… Мертвых вообще легко любить. Они же больше не язвят, не клянчат взаймы денег, не лезут в драку и вообще не морочат голову. Самое время для дружбы.
Пост в переулке Годелот не любил. Там даже утром было душно. Солнце еще пряталось за изящными изломами крыш, и даже тень здесь казалась липкой и горячей.
Караул был в тягость как никогда. Что бы ни говорил полковник, а Годелот не сомневался, что косвенно причастен к смерти Марцино. Что же будет дальше? Убийца Марцино свободен. Неизвестно, получил ли Пеппо предостережение друга и понял ли, насколько все серьезно. А Годелот снова заперт в этих осточертевших ему хоромах, хотя его уже может ожидать ответная весточка.
Он начал тщательно припоминать свое последнее письмо. Вчера оно казалось ему емким и деловым, а сегодня — сумбурным и истеричным. Оно пестрело паническими «будь осторожен» и сводилось к тому, что тот, кто хотел убить Годелота, убил его однополчанина и сейчас наверняка идет убивать самого Пеппо. Одно заполошное кудахтанье…
Некоторое время шотландец то так, то эдак выворачивал эти неутешительные мысли и вскоре уже был люто зол на себя, на полковника, на Марцино. Мир казался ему отвратительным и несправедливым местом.
* * *
Доктор Бениньо читал вслух французский роман. Третья часть препошлейшей, но при этом забавной книги о великане Гаргантюа [1] была привезена только позавчера и очень увлекла герцогиню.
Однако сейчас доктор подозревал, что синьора вот-вот задремлет. Ночью Фонци почти не спала. Но врач невозмутимо продолжал, невольно сам заинтересовавшись живым и злоязыким сюжетом.
Переворачивая страницу, Бениньо поднял глаза и заметил, что герцогиня опустила веки. Он сделал паузу, а Фонци вдруг разомкнула губы:
— Бени… ньо… Отложи… те книгу… — прошелестела больная. Врач встал, склоняясь к хозяйке:
— Я утомил вас, ваше сиятельство? Вам стоит отдохнуть, — произнес он деловито, но герцогиня открыла глаза:
— Нет, Лау… ро, велите подать паланкин.
Врач нахмурился. Лазария очень редко покидала особняк, и одной из причин тому была узость венецианских улиц, по которым даже редкие всадники пробирались не без труда. Но удивляться было бы нелепо.
— Куда вам угодно отправиться, сударыня? — спросил он, стараясь отцедить из голоса недоумение.
— В цер… ковь… — последовал ошеломляющий ответ. — Я хочу… посетить мессу.
— Моя герцогиня, — осторожно начал Бениньо, — ваша домашняя часовня…
— Я знаю, что у меня… есть часовня… — Голос Лазарии зазвучал нетерпеливо, в глазах вспыхнул гнев. — Я пока не выжила… из ума. И да, я знаю, что это лицемерие. Посылать людей на смерть. Потом ехать в цер… ковь. А потом… снова приниматься за прежнее. Но сегодня хоронят… этого солдата… Мар… цино. Мне не по себе.
Герцогиня Фонци никогда не
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
