на льерском, но такими причудливыми буквами с завихрениями и завитушками, что разобрать написанное было практически невозможно. Гоняла сонную моль и жирных обнаглевших пауков, не без помощи Рыси. Рыся оказалась самым душевным существом в доме — если не обращать внимания на грубые швы, из которых торчали кое-где холщовые нитки, поверить в то, что передо мной мёртвое животное было практически невозможно. От неё пахло лесом, не тленом.
Почти целый вечер на третьи сутки Лусия и Мармэкс пытались наладить для меня ванну, сдавленно ругаясь и причитая на все лады. Сами они не мылись, у хозяина личная купальня была, разумеется, и вода поступала безукоризненно, но не в хозяйской же мне было мыться, немыслимое надругательство над основами мироздания! Что касается кухонных и прочих нужд, то во дворе имелся колодец, и раз в несколько дней приходил специально нанятый, вероятно, Его Высочеством человек и таскал вёдрами воду, оставляя её на пороге с таким умыслом, чтобы можно было набрать их, не покидая дома. Покидать дом было нельзя. Ни при каких обстоятельствах, никому, кроме самого мсье Латероля, но исключительно по нуждам Короны. Продукты и прочее необходимое также доставляли в дом регулярно, оставляя на пороге так, чтобы можно было, не пересекая пороговой линии, затянуть тюки в дом.
Немного воды оставалось в доме, но её требовалось приберечь для нужника. Однако во дворце я привыкла к чистоте. Что касается одежды, то Лусия притащила мне целый ворох женских нарядов, старомодных, тоже пыльных, но целых. Главное было постараться не думать о женщинах, когда-то их носивших.
Наконец, было решено обратиться к хозяину, и тот пришёл, поминая то ли каких чёрных демонов, то ли светлых ангелов, но последних — в самом непристойном контексте. Выглядел он уже лучше, бледное лицо перестало быть таким серым и заострившимся, ввалившиеся глаза прояснились и заблестели. Выслушав просителей, он гнусно ухмыльнулся и перевёл взгляд на меня.
— Ну, пойдём, Кукушонок.
— Хватит мне всякие прозвища придумывать, — проворчала я себе под нос, но он услышал.
— А что, ты мне запрещаешь? Да я только начал!
Кажется, после двухдневного отдыха мсье Латероль пребывал в неплохом расположении духа.
Его личная ванная располагалась тоже на втором этаже, в самой глубине коридора, и я уже сто раз пожалела, что не умею облизываться, как кошка. Во дворце у нас была большая общая купальня, дома, где мы жили с матерью, — старая отдельно стоящая баня, но никогда ещё я не видела такой удобной конструкции — большой фаянсовой миски с нависшей сверху трубой, забитой каким-то мешочком, то ли с песком, то ли с дроблёным камнем… И из этой трубы в огромную миску лилась вода.
Чистая! Но, кажется, совсем холодная. Что там — ледяная!
И в этой миске я должна плавать, как фрикаделька в супе?! В окружении пылающих свечей? Ужас какой!
— Чего глаза таращишь, ванны никогда не видела? Дикое существо, одно слово — Кнопка!
Вампир по-деловому что-то бормотал себе под нос. Не сразу, но я обратила внимание на множество разноцветных скляночек и баночек, толпящихся на деревянных полочках. Хозяин выбрал ярко-фиолетовую, зелёную и прозрачную, словно бы светящуюся изнутри.
— Любишь погорячее?
Я не сразу поняла, что это он о воде. А когда поняла — только плечами пожала. Под миской-то огонь не разожжешь! Однако у мсье были свои методы. Он бодро откупорил фиолетовый бутылёк и вылил в воду примерно треть. От миски-ванной пошёл густой пар. Я осторожно вытянула руку, коснулась воды и сдержала восхищённого выдоха:
— Горячая!
Вампир вылил остальные бутыльки в воду, и в воздухе разлился пряный запах смолы и хвои, а по поверхности воды поползла зелёная густая пена.
— Раздевайся и залезай, маленькое неряшливое недоразумение. Сегодня отдыхаем, а завтра начнём работать.
Я кивнула, решив не задумываться раньше времени о том, что подразумевается под «работать». Подошла к посудине для мытья поближе, и стала ждать, когда Латероль уйдёт.
Ждала.
Ждала…
Обернулась, подумав, что, может быть, он улизнул бесшумно, не исключено, что превратившись в дым или обернувшись нетопырём — кто знает эти их магические штучки?!
Но нет.
Вампир совершенно спокойно опустился в стоящее в углу плетёное кресло, уложив щиколотку одной ноги на бедро другой, скинув на пол мягкие домашние туфли. Пока я смотрела на дивную пушистую пену и вдыхала аромат летнего леса, давно забытый и такой неуместный здесь…
— Идите, — сказала я.
— Куда?
— К себе…
— Я уже у себя, это же мой дом. А вот ты тянешь моё время, — одна из свечек вдруг поднялась в воздух и мягко, по дуге, скользнула к вампиру, и он принялся, демонстративно цокая языком, её разглядывать. — Свечи вон тратишь. Парафин нынче подорожал, ты строишь из себя невинность и слишком дорого мне обходишься для такой неумехи. Лусия сказала, даже свёкла стухла от твоих попыток с ней поцеловаться.
Против воли я ощутила, как лицо наливается жаром.
— Обменяйте! Его Высочество вам ещё десяток предоставит, сам же обещал!
— Ах, Его Высочество… Стесняется носить очки, представляешь? И к лекарю не идёт… В таком юном возрасте не может отличить пышногрудую красотку, которую я просил, от тощей моли в крапинку. Или нормальные женщины повывелись из дворца? Сколько тебе лет, доходяга?
— Восемнадцать, — процедила я, чувствуя, что вот-вот сорвусь и совершу что-нибудь непоправимое, например, плесну Латеролю в лицо горячей пенной водой.
— Напоминай почаще, может, заглушу ноющую совесть…
— Зря. Староваты вы для меня, дедушка.
— Не язви. Мне пятьдесят один, но душа молода и тело крепко. Когда я перешёл за порог, то будто заново родился.
— Легко быть крепким, если пьёшь чужие жизни.
Что-то толкнуло меня в грудь, как тогда, в самый первый раз, в спину, я не удержала равновесие и не удержалась на бортике ванны. Шмякнулась в воду прямо в одежде, брызги окатили стены, а мыльная и пенная вода попала в лицо, мигом защипало глаза и дёсны.
— Мало того, что морда рябая, так ещё и острит, как маринованный хрен с редькой!
Глаза немилосердно слезились, я зажмурилась, ожидая, пока слёзы их не прочистят.
И вдруг почувствовала прикосновение чего-то острого, словно иголка… нет, скорее, наточенный деревянный кол или наконечник стрелы — к виску. Ниже, по скуле к подбородку, шее…
— Обычно для питания Алтерей доставляет мне свежих покойников или приводит смертников, — негромко сказал вампир.