то есть проводить ритуал. Видно, что случай призыва власти есть случай обращенный от времени к безвременью, где понятие о власти уже порождено некоторым контекстом. Тогда случай исхождения является случаем обратным, а именно случаем из “бесконтекстия” в “контекст”. Видно невооруженным взглядом, что одним из первейших условий происхождения власти есть условие наличие контекста.
Логическая установка того, что для исхождении из вневременья во время требуется время, то понятно с определения условия, но тот факт, что требуется не всякое время, но время именно контекста заставляет утвердить некоторое отличие этих двух в данном случае условий.
О том что есть само время можно исходить из множества контекстов и обращаться к множеству его исследователей, и одно лишь это позволяет утверждать, что время есть некоторая воспринимаемая субъектами категория, о которой или можно утвердить единый закон, или закон относительный субъекта, то есть закон относительности времени. Однако имеется ли единый закон времени или нет известно однозначно, что существует проблематика субъектного восприятия времени. Контекст же утверждает, что рассуждая о субъектных восприятиях мы рассматриваем именно такой субъект, который позволяет не только воспринять время, но ещё и наделить его некоторой собственной самостью восприятия. То есть о времени можно говорить как о некоторой категории, обладающей как минимум одним качеством (качеством субъектного восприятия), а контекст есть лишь некоторое следствие этого качества.
Способность субъекта наделять воспринимаемое время собственной самостью восприятия (прежде всего для себя же) есть причина становление контекста. Вопрос того, является ли такая способность обретенной или данной с момента становления самости субъекта есть опять-таки вопрос субъектного восприятия времени, а так как именно выражение вопроса есть свойство заложенное в человеческой субъектности, значит задаваться таким вопросом нет необходимого смысла.
Таким образом главным условием возникновения контекста является субъектность, и как следствие власть нисходит из иномирья при наличии субъекта, то есть субъект по своей природе наделён властью быть условием становления власти во времени, а значит власть есть власть в субъекте, а потому можно утвердить как минимум о том, что то некоторое иномирие в котором проистекает существование власти есть иномирие субъектности. При этом понятно, что природная необходимость проистечения власти в себе не обязует к выражению этой самой власти из себя в мир, а значит существует некоторое условие субъектного становления, за счет которого эта необходимость всё-таки появляется. Эта необходимость есть также природный закон субъекта, и он разграничивает тех, кто обладает властью в себе и тех, кто эту власть в себе ещё и выражает из себя.
Эта самая возникшая граница хранит в себе ряд вопросов по отношению к восприятию времени, так как природная необходимость выражения власти задает суть понимания становления Духа, а именно сколь он алгоритмичен и сколь непредсказуем, мистичен; именно этими вопросами имеет повод задаться тому, кто наделен властью задавать вопросы, то есть кто может выразить собственную власть в форме, что обозначает также и то следствие, что если субъект наделен властью по определению, то есть субъект во времени есть выраженная форма власти, то причина природной необходимости выражения субъектом власти в формах есть сама природа времени который наделен субъект. То есть всякий субъект по своей природе выражающий власть из себя, то есть из иномирья во временной мир по сути выражает сам в себе из себя же, так как именно та необходимость, которая “заставляет” выразить власть из себя является и той самой необходимостью, породившей субъект как иномирие существования власти. То есть субъект наделённый свойством выражать власть по факту наделён не только властью, но и самим временем. Иными другими словами время субъектно так как оно и есть субъект, само выражающее собственную власть из собственного же иномирья себя самого, а значит всякий выраженный временем субъект отвечающий высказанным критериям тождественен самому Времени.
Высказанное тождество Времени и некоторого властного субъекта способного к форменному выражению себя же открывает главный вопрос, а именно вопрос существовании такого субъектного вида, который не отождествляет сам себя со Временем в собственной же природе, то есть который воспринимает Время отдельно от себя как некоторую нерушимую константу; с одной стороны как бы получается, что такой субъект не совсем “в себе”, с другой же стороны этот факт утверждает, что и суть Время “никогда не в Себе”, переживающее некоторое извечное становление Себя Самого, выступающее дуально ко Времени в-себе-вечному. Именно дуализм времён утверждает о существовании двух временных законов, а именно закона вечного себя и закона себя-самого-относительного.
Если тот некоторый выражающий из себя субъект сам по себе не в себе, то что он выражает, если не обладает сам собой? — будучи тождеством времени, такой субъект как и время выражает лишь собственное становление самости, или время постоянно ищет себя же в собственном мире как иномирие себя, в чём и заключается его природная власть как субъекта; и сколь много субъектов, столь много и сосуществующих параллельно друг другу в-себе и в то же время вне себя времён. То же, чему не тождественен субъект и время есть то, что лишь ими обретаемо, но что им не дано, а это, не много и не мало — сама форма выражения себя самого, так как не имея себя в самом своём начале, нет и того, чем именно можно себя выразить.
Если ранее мы рассуждали о данности отсутствия самости субъекта как о тождестве временного становления, то само его становление в наличие себя самого есть именно то, чему он не тождественен, но чем впоследствии сам становится обладателем будучи устремлённым к себе обретённому. Это его наличное неналичие в устремлении данным его природой есть ничто иное как сам язык, то есть Дух, который по факту является инвокацией вечного-временного в относительно-временном становлении форм собственного выражения. Язык как вечное время в-себе и утерянное в-себе-время как миф обладают одинаковой природой власти являясь при этом различными полюсами Бытия, а субъект, что обладает правом пользоваться и языком и мифом есть субъект подлинно-властный, так как являет собой синтез двух времён и могущий утвердить вневременье во времени и наоборот; человечеству такая субъекция известна лишь в себе как человеке, и не в каждом человеке как таковом, но в человеке способным к обретению и явлению в действии двух типов власти как временных законов, превосходя их же и диктующих им свой собственный закон.
Этот же третий, “собственный” закон сверхвластия и позволяет утвердить магию вообще и определить её как область сверхполитического искусства, а самой власти дать определение в виде утверждающего принципа времени как
