— Когда придешь, поговорим?
Мама вздохнула:
— Мейсон, прошу тебя, сними форму и отправляйся домой. Завтра все обсудим, хорошо?
Теперь, когда до меня начало кое-что доходить, когда я обнаружил, что она скрывает от меня, мне совсем не хотелось ничего откладывать на потом.
— Мы с Джеком встречаемся в девять. Все-таки едем за город. — Я достал ключи от джипа и отдал ей: — Чуть не забыл, машина на стоянке, в дальнем конце.
Она подкинула ключи и поймала:
— Подожди меня. Постараюсь вернуться до твоего ухода.
Я посмотрел на сидящую на диване четверку:
— А что они?
Мама пожала плечами:
— Здесь посидят. — И ушла.
Я взял рюкзак, и из него вывалился футляр с диском. Поймать его на лету мне не удалось. Ударившись о стойку, футляр раскрылся, диск упал и закатился под диван.
Подойдя к дивану, я пощелкал пальцами перед лицом одного из мальчишек, потом помахал рукой:
— Алё!
Он смотрел прямо перед собой, на телевизор.
— Эй, урод!
И глазом не моргнул.
Я сделал вид, что собираюсь ткнуть ему пальцем в лицо.
Реакции не последовало.
Опустившись на четвереньки, я достал из-под дивана диск и стал запихивать его обратно в футляр. Руки дрожали, в голове проносились сегодняшние события. Разговор с Бубой у бара, ссора с мамой, найденное удостоверение «Тро-Дин», подростки в кататоническом ступоре… Слишком много для одного дня. Неудивительно, что у меня тряслись руки. Я знал, что мне сейчас нужно: голос отца поможет прийти в себя.
Взглянув на часы, я вставил диск в DVD-проигрыватель, взял пульт и уселся на пол, прислонившись спиной к дивану рядом со светловолосой девчонкой. Так близко, что чувствовал запах мыла, которым она пользовалась. Или пользовались те, кто мыл ее.
Как только включилась запись, я расслабился. Хотелось просмотреть ее до конца, пока не вернется мама.
Отец дошел до моего любимого места: «…я стану крокусом в тайном саду».
И тут раздался мягкий, но слегка осипший голос:
— Где я?
Я вздрогнул и обернулся.
Красавица смотрела на меня своими потрясающими карими глазами. Проснулась!
«А я, — сказала мама, — стану садовником и тебя отыщу».
Я нажал паузу.
Глаза девочки потускнели.
— Эй! — Я пощелкал пальцами у нее перед носом. Не реагирует.
Я снова включил DVD и посмотрел на нее. Опять ничего. Отец закончил чтение, а она была в ступоре. Я поставил диск с самого начала.
«Тогда, — сказал зайчонок, — я стану крокусом в тайном саду».
— Где я? — вновь произнесла девочка.
На этот раз я успел ответить:
— В «Тихой гавани».
«А я, — сказала мама, — стану садовником и тебя отыщу».
Девочка опять отключилась.
Я чертыхнулся и снова нашел ту же часть.
«Тогда, — сказал зайчонок, — я стану крокусом в тайном саду».
— Где я? — Голос был уже знакомым и не сиплым.
На этот раз, приостановив запись, я стал перед ней на колени.
— В «Тихой гавани», — сказал я, едва дыша, а в голове проносилось: «Умоляю, умоляю, умоляю, только не отключайся, красавица!»
Она вздернула брови. Как же странно было видеть осмысленность на ее лице, которое мгновение назад ровно ничего не выражало. В замешательстве она была еще прекраснее. Посмотрела прямо мне в глаза, затем опустила взгляд, внимательно изучила шрам и вновь стала глядеть в глаза. Прикоснулась рукой к моей левой щеке. Кроме мамы и врачей, никто и никогда не касался моего лица; ее прикосновение было таким теплым и мягким, что по телу пробежала дрожь.
— Эта сторона прекрасна… — Затем кончиком пальца она провела по шраму: — Эта сторона помечена.
Мне стало жарко, я откинулся назад и оперся на руку, чтобы между нами было чуть больше места.
Девочка обвела взглядом помещение, потом снова посмотрела на меня:
— Кто ты?
— Мейсон. Я… Моя мама здесь работает.
Она наклонила голову:
— А я кто?
— Не знаю. — Меня смутил ее вопрос. — Ты попала в аварию и…
На самом деле я не знал, что с ней произошло, а об аварии только предположил. Наверное, не стоило ей ничего говорить.
«А я, — сказала мама, — стану садовником и тебя отыщу».
Глаза девочки вновь остекленели.
— Нет!
Наверное, пауза через определенное время автоматически отключалась. Я быстренько нашел ту часть, которая ее будила, и вырубил проигрыватель.
— Что случилось?
Я показал ей диск:
— Я поставил его, и ты очнулась. Затем снова заснула. И я опять включил…
«Идиот, заткнись сейчас же!»
Она потерла лицо руками и принялась осматривать себя, разминаться и потягиваться. В какое-то мгновение рукав белой рубашки задрался, и я увидел татуировку. Синюю бабочку. На правом предплечье. Возможно, свою роль сыграло освещение, но я готов был поклясться: татуировка такая же, как у моего отца.
Времени на размышления не было. Увидев татуировку, девочка стала повторять одну и ту же фразу, все громче и громче:
— Не дай садовнику меня найти, не дай садовнику меня найти, не дай садовнику меня найти…
Что делать, я не знал. Просто сказал ей, что все будет в порядке. Это не помогло. Она стала говорить чуть тише, но повторяла снова и снова:
— Не дай садовнику меня найти…
Неужели строчка из книжки так ее расстроила? Как бы то ни было, от ее причитаний мне стало жутко.
Неожиданно она замолчала, посмотрела на меня и произнесла:
— Мне нужно уходить.
Я попытался улыбнуться и сказать самым что ни на есть спокойным голосом:
— Сейчас придет моя мама…
— Садовник найдет меня! — В глазах появились слезы. — Прошу, помоги!
Она прижала ладони к щекам и застонала.
В это время вернулась мама.
— Что ты сделал? Как это произошло? — испуганно спросила она, прижав руку к груди.
Вообще-то я ожидал не такой реакции. Мама взяла девочку за запястье и стала считать пульс.
— Это ведь здорово, да? — спросил я. — Теперь можно позвонить ее родителям и сказать, что она очнулась.
Не отрывая взгляда от девочки, мама медленно качала головой:
