Как будто мне легко!
Да я здесь самая настоящая жертва! Сначала коварного льда и металлического турника на детской площадке (но это все со слов бригады скорой помощи, что меня из‑под него вытаскивала), а теперь наглого надувательства!
Какая я к черту мать? А жена? Глупость несусветная.
— А печать в паспорте — тоже формальность? — ехидно прищуриваюсь. Требую паспорт и немедленно!
— С прошлого года печати в паспортах ставятся по желанию, — он распутывает ноги и опирается на них локтями, исследуя потертый больничный пол пристальным взглядом.
— А у нас, очевидно, его не было? — расплываюсь в кровожадной улыбочке. — Я потеряла воспоминания, а не половину мозга! Мы в стране вековой бюрократии, здесь штамп штампом погоняет, — всплескиваю руками, радостная, что его подловила.
Йети, он же сибирский лесоруб, судя по мохнатой парке, которую он с себя не снимает, молча лезет в карман и достает оттуда телефон. Что‑то быстро печатает, поднимается со стула и делает шаг ко мне, разворачивая смартфон экраном.
Читаю крупный заголовок: «Отмена штампов о браке, детях, ранее выданных паспортах…» Две тысячи двадцать первый год. Да чтоб его!
— А свидетельство о браке? — не устаю гнуть свою линию.
— Поищу, — коротко кивает, возвращаясь на свое место.
— И что, как это было? — наконец, сдаюсь.
Откидываюсь на подушку и в очередной раз прохожусь взглядом по незнакомому мужчине. Лесоруб, как он есть. Дать топор в руки и можно смело разжигать огонь. Грубые ботинки на толстой подошве, джинсы с каким‑то пятном на колене, жуткого вида серый свитер, виднеющийся из распахнутой куртки. И конечно, заросли на лице. Абсолютное попадание в мой стоп‑лист.
— Что именно?
— Свадьба.
— Просто роспись. Поужинали в ресторане.
И это тоже очень на меня похоже.
— А медовый месяц? — переворачиваюсь на бок, подкладывая руку под голову.
В моей голове рождается очень яркая картинка: огни Амстердама, ночные клубы, улица Красных фонарей. Разве что‑то может быть романтичнее для молодоженов? Никогда не думала о свадьбе, но, если б захотела связать с кем‑то жизнь — начали брак именно с этого приключения.
— Ты была не в состоянии на тот момент, мы отложили полет, — сверлит взглядом штукатурку над моей головой.
— Не в состоянии? — удивляюсь. Меня даже подозрение на аппендицит не остановил от переправы по Ла‑маншу.
— Беременность, — очередное краткое пояснение.
Я издаю громкий стон. Успела забыть об этом факторе «Р». Но в моей картине мира для ребенка просто нет места, я не могу представить себе, как он выглядит, что говорит, как я держу его на руках. Я вообще ничего о младенцах не знаю. Кроме того, что никогда о них не грезила.
— Марселю девять месяцев, — думает, я высчитываю, сколько ему может быть.
— Марсель? — удивляюсь. Я уже слышала из его уст это имя, но никак не связала с ребенком. — Кто так подставил пацана?
На секунду лицо йети преображается, становится мягче и интереснее. Я не сразу понимаю, что так на него повлияла легкая улыбка, коснувшаяся одного уголка губ, запрятанных под кустарником.
— Ты.
— Серьезно? — перебираю в голове всех мужчин, в честь кого могла бы так извратиться, но ни одного примера так и не нахожу. — Похоже, гормоны сыграли со мной злую шутку, — хмыкаю, упираясь носом в матрас. — Почему не образумил? — обращаюсь к мужу.
— Ты умеешь приводить доводы.
И снова весьма точная характеристика. Он действительно меня знает.
— Я дал свою фамилию и отчество, ты — имя. Все честно.
— Я не взяла твою фамилию? — вспоминаю, что на больничной карточке сияет моя девичья с инициалами.
— Нет.
— И какая у тебя фамилия?
— Потапов.
— Понятно почему, — смеюсь я.
Звучную Королёву променять на вяжущую язык Потапову? Не об этом я в детстве мечтала.
— Потапов, — пробую ее на вкус. Нет, категорически не отдает дворянским происхождением. — Потапов Марсель.
Произношу и заливаюсь хохотом. Слегка болезненным и нервным, но и то отдушина. Нет, я безумна, совершенно безумна. Или ненавидела это чадо в утробе. К моему похрюкиванию в цветастое одеяло добавляется тихий несмелый смешок. Кидаю взгляд на йети и снова подмечаю какие‑то интересные метаморфозы. Собравшиеся морщинки возле глаз должны отталкивать, но вместо этого оживляют хмурый собранный из противоречий образ. Так мне нравится больше. Может, это странное тепло, что маленьким огоньком разгорается внутри — отголоски нашего совместного прошлого? Чем‑то же он меня покорил? Может, улыбкой?
— И как мы зовем его сокращенно? — продолжаю допрос, заглядывая в потеплевшие глаза.
— Марс.
— Как шоколадку??? — я снова взрываюсь хохотом.
«Муж» присоединяется. Мы громко смеемся, оба, конечно, понимая, что это всего лишь реакция нервной системы на все, что происходит.
— У нас странная семья, — прерывает, наконец, тяжелый смех мужчина напротив.
— Вот в это я могу поверить, — прикрываю нижнюю часть лица одеялом и не отрываясь смотрю на мужа.
В то, что добровольно выскочила замуж и тут же запрыгнула в вагон материнства — нет. А вот в то, что из этого в итоге получилось нечто странное — весьма.
Глава 6
За окном автомобиля мелькает грустный пейзаж российских будней. Нечищеные тротуары, серые фасады домов, тусклые безрадостные витрины. И как завершение депрессивной картины — тяжелое небо над головой, давящее плитой. Вот почему я никогда не провожу зимы в Москве. Не проводила.
Огромный уродливый пикап рассекает дорогу с мягким шуршанием, в салоне остро пахнет древесиной, но я не задаю вопросов. Я все уже для себя поняла: грязные ботинки, мозолистые пальцы, багажник, заваленный какими‑то досками — мой муж обычный рабочий, без претензий на перспективы. Еще один пункт в задачи дня: постараться принять этот факт и не закатывать глаза, раздражаясь на собственный выбор. Чертов плотник, с которым нет ни единой точки соприкосновения.
У меня, какой я себя знаю.
Поток машин уплотняется по мере того, как мы приближаемся к спальным районам. Дома становятся ярче, выше, более «гудящими». Человеческие муравейники, обреченные на многолетнюю клетку. Ад на земле.
Чтобы отвлечься от неприятного чувства, растекающегося неправильностью происходящего в груди, я снова включаю телефон. Листаю галерею отработанным движением пальца, критично вглядываясь в каждый кадр. Она забита фотками маленького человека. С тех пор как мне добыли зарядку, это мое единственное занятие: рассматривать снимки, сделанные моей рукой — здесь нет никаких сомнений, свой профессиональный почерк я узнаю везде — и читать про таких же неудачников, как я, что очнулись в новой для себя жизни. Теша себя надеждой, что терапия поможет уже сегодня.
