class="p1">— Ты думаешь?
— Уверен!
По взгляду ее стало понятно, что я ее не убедил.
— Мне кажется, — произнесла она тихонько, — ты ошибаешься. Взять хотя бы…
Вика не договорила, махнула рукой и ушла. Я решил, что она имеет в виду самого Кашпировского. Скоро стало ясно, что я был неправ.
* * *
После обеда поспать мне опять не дали. Вика щелкнула выключателем в сенях. При свете стало видно, что дверей там не две, а три.
Вика встала на пороге последней комнатушки, опершись о косяк, поморщилась и нерешительно произнесла:
— Наверное, я спать буду здесь.
Мне стало любопытно:
— Почему, наверное?
— Смотри сам.
Она слегка потеснилась, освобождая мне место. Я устроился рядом. Сразу стало понятно почему.
Третья комнатка была совсем крохотной. Эдакий чуланчик, в котором по недоразумению прорезали оконце. Пыльный и основательно захламленный.
— Мда-а-а, — я почесал подбородок, — это все надо куда-то девать.
— Куда? — спросила она.
— Во дворе есть сарай. Дело за малым — нужно найти от него ключи.
— Есть! — Девчонка несказанно обрадовалась. — Есть ключи!
Не сходя с места, она протянула руку, и я увидел сбоку от вешалки вбитый гвоздь, на котором висела связка. Ключей там было четыре. Все разные. Тот, что от сарая, угадывался сразу. Я оставил Вику в доме, а сам отправился на разведку.
С ключом действительно угадал. Замок открылся без проблем. Сарайные петли страдальчески заскрипели. От этого звука я невольно скривился. Подумал, что после надо будет обязательно их смазать. А пока просто заглянул внутрь.
Если не считать затейливой паутины, пыльного газового баллона и скудного инструмента, сложенного в деревянный ящик, сарай был пуст. С этой новостью я и вернулся обратно.
Вика тоже без дела не сидела. На крыльце меня встречали перевязанные бечевкой стопки газеты «Труд». С какой вдруг радости хозяев этого дома обуяла страсть к данному изданию, для меня так и осталось тайной. Только в комнатке газет была хренова туча.
Вика ткнула пальцем в стопки, сказала:
— Здесь семьдесят восьмой, седьмой, шестой и пятый года. У стеночки, если встать на цыпочки, можно разглядеть шестьдесят девятый. Но там еще что-то есть, пока не поняла что. Туда не пролезть
Весь мой боевой задор потихоньку сошел на нет. Жутко захотелось прилечь. Заранее заныла спина.
— Может, сжечь? — Предложил я осторожно.
Она снова осмотрела макулатуру, покачала головой:
— Нет, это не наше. Вдруг им надо?
Кому и для чего такое могло понадобиться, я не мог даже представить. Попросту не хватило воображения. Деваться было некуда. И мы с Серегиным организмом принялись за дело.
Сразу стало ясно, что и он, и я к подобному приспособлены слабо. Процесс был муторным. Газеты не кончались. На вынос хлама пришлось потратить часа два.
Впрочем, газетами дело не ограничилось. Хозяин дома был большим оригиналом. За архивом «Труда» обнаружилось полное собрание сочинений незабвенного Владимира Ильича. За книгами в картонной коробке покоился с миром большой катастрофически устаревший глобус.
Дальнейшие раскопки показали наличие в комнате склада алюминиевых кружек, мисок и столовых приборов. Четырех мешков из-под картошки набитых непонятным тряпьем. Завязанной на узел наволочки, полной вязальных ниток. Вишенкой на торте стали полторы пары лыж, велосипедное колесо и одинокий валенок.
На этом артефакты закончились, раскопки были торжественно закрыты, а археологи, в составе меня и Вики, устало удалились пить чай.
Глава 4
Воду пришлось набирать еще раз. Вика отдраила комнатенку до блеска, до скрипа. Вместе мы перетащили туда из большой комнаты кровать. С трудом, едва проходя в поворотах. Встала она тютелька в тютельку, полностью заняв пространство от окна до противоположной стены. Для Вики остался проход сантиметров в семьдесят.
Я было хотел принести ей еще стул, чтобы поставить под окно. Но она не дала, спросила:
— Людей на чем будешь принимать? На полу?
Каких людей? Зачем принимать? Никого я принимать не собираюсь. Но спорить не стал. Решил, что проще пока согласиться. В итог, стул заменил на табурет. С ним стало немного уютнее. Вика тут же пристроила на него скромную сумочку, достала щетку для волос, заколку.
— Ну вот, — девчонка оглядела свое пристанище, — настоящие хоромы.
Сказано это было с таким искренним восторгом, что я не смог не подтвердить:
— Ага, номер люкс, практически царские палаты.
— Жаль занавесок нет. — Вика слегка погрустнела.
Я оглядел окно. За ним почти вплотную росла слива. Крона, усыпанная желто-розовыми плодами, закрывала Викино временное убежище от всего мира надежнее некуда. И я не понял, зачем ей шторы? Хотя, хозяин-барин. Хочет, будут.
— Сейчас организуем, — пообещал я.
На штору пустили одну из простыней из стратегического запаса хозяйского сундука. Крючки соорудил из проволоки. Гвозди над верхним наличником были вбиты гораздо раньше, еще до нас. Скоро комнатушка обзавелась портьерой весьма сомнительной красивости и полезности.
Но Вика была довольна, а это главное. Мне захотелось еще чуть-чуть подсластить ей жизнь.
— А вечером, — сказал я, — устроим ужин в саду. С настоящим костром.
— Правда? — Она сделала восторженные глаза. — А там есть где?
— Пойдем, покажу!
Я поманил ее за собой во двор, показывать стол, лавки и костровище — место для нашего вечернего пикника.
* * *
Посидеть под звездами не вышло. К вечеру натянуло тучи, поднялся ветер. Сверкнула молния, прошлась над крышей дома и приземлилась где-то в перелеске. Скоро ее догнал и дождь. Лило как из ведра. Капли стучали по крыше, по доскам крыльца. Потоками текли по окнам.
Отмечать знакомство пришлось по-простому, на кухне чаем и коронным блюдом, изобретенным в студенческие годы — в период тотального безденежья.
Слипшиеся комом пельмени были извлечены из морозилки, после нарезаны ножом на пластики в палец толщиной. Потом обжарены на сковороде до бронзовой корочки.
Вика разложила получившиеся пельменные соты на тарелки, украсила сбоку зеленым горошком. Себе я добавил маслины и майонез. Моя напарница от добавок отказалась.
Она жевала жареные пельмени, запивала сладким чаем и нахваливала. Так искренне, так непосредственно, что в душе моей поселилось сомнение. Мне вдруг показалось, что с возрастом ее я слишком погорячился.
— Вика, — спросил я, — а сколько тебе лет?
Она смутилась, склонила голову и сделала вид, что жует. Я выждал пару минут и повторил вопрос:
— Так сколько?
— Семнадцать, — сказала она, не поднимая глаз. — Но
