передаваемые противником на немецкую территорию, непосредственно с политикой правительства врага, с конкретными государственными деятелями противника. Этим он добивался эмоционального отторжения высказываемых противником аргументов и создавал у своих слушателей впечатление манипулирования их мнением в угоду «плутократам и либералам».
По сути, программы Фриче сводились к «спорам» с пропагандой противника, будто комментатор разоблачает вражескую пропаганду «железными» аргументами, оперируя при этом «настоящими» фактами, опровергающими сообщения противника.
Радиопропагандист все свои передачи вёл так, чтобы у каждого немца возникало чувство, что это не Фриче навязывает своё мнение слушателям, а у самого слушателя возникают собственные мысли, что это он самостоятельно принимает участие в разоблачении чудовищной лжи британских и американских пропагандистов.
Слушатели передач Фриче были уверены в том, что они сами хорошо разбираются в том, о чём говорят радиостанции BBC, пишет американская и британская пресса и что конкретно скрывают они своей грубой ложью.
Адвокат Фриче на Нюрнбергском процессе так охарактеризовал методику оболванивания радиослушателей: « … мой подзащитный не призывал напрямую ни к чему, а лишь создавал у слушателя иллюзию, что сообщения противника приходят к нему из первых рук».
Подчинённые Гёббельса понимали, что между пропагандой, направленной на свой народ, и пропагандой для других народов, существует большая разница. Для того же, чтобы эффективно воздействовать на чужой народ, необходимо знать особенности национального характера, историю и культуру этого народа. Цели и задачи двух видов пропаганды так же разные.
В структуре Министерства пропаганды и народного просвещения были созданы целые отделы, ответственные за пропаганду на оккупированных территориях.
Сразу после начала войны начались передачи на польском языке, а после 22 июня 1941 года радиопередачи на шести языках — эстонском, литовском, латышском, белорусском, украинском и русском.
Радиостанции на оккупированной территории СССР, кроме обычных передач, транслировали также на радиочастотах советских самолётов и танков пропаганду для их экипажей. В августе 1941 года призывы сдаваться в плен стали озвучиваться советскими военнопленными, прикомандированными к редакциям радиостанций.
Сотрудники Гёббельса были очень изобретательны. Они создали две вымышленные тайные радиостанции, вещавшие на русском языке. Одна передавала пропаганду с монархистским уклоном и религиозные православные радиопрограммы, рассчитанные на русских эмигрантов первой волны, бежавшие из Советской России в 1917—1920 годах. Вторая распространяла коммунистическую пропаганду под девизом «с Лениным против Сталина», обращаясь к старым советским ленинцам, видевшим в сталинизме чудовищное искажение истинного марксизма. Обе станции слушали и обсуждали по обе стороны фронта, они оказывали определённое воздействие на тысячи людей.
Некоторые тезисы из марксистской антисталинской пропаганды послужили основой идеологии подпольных организаций в 1950-х и 1960-х годах в Советском Союзе. Наслушавшиеся в годы войны гёббельсовской пропаганды, наивные мечтатели о «большевизме с человеческим лицом» создавали различные тайные организации «истинных ленинцев», не понимая, что сталинизм органично вытекает из ленинского большевизма и ничем, кроме сталинизма, не может закончится. Рано или поздно всё должно было закончиться кровавой диктатурой нового класса — большевистской партийной бюрократии, со свойственной такого типа диктатуре сверхэксплуатацией населения, концлагерями и массовым уничтожением миллионов несогласных.
Сам факт существования таких организаций говорит об эффективности пропаганды нацистов среди части советской интеллигенции, заражённой утопическими коммунистическими идеями.
Работу этих «ленинских» нацистских радиостанций в подробностях описал в своих послевоенных мемуарах Карл Иванович Альбрехт (настоящее имя Карл Маттеус Лёв), бывший советский высокопоставленный функционер, ставший нацистским писателем и пропагандистом.
Вторым по значимости методом манипулирования общественным сознанием было печатное слово.
Все оппозиционные нацистскому режиму издания были запрещены сразу после прихода нацистов к власти. Закон о прессе, принятый 4 октября 1933 года, запустил массовую идеологическую чистку в профессиональной журналистской среде, проводимую руководителями редакций под жёстким контролем партийного аппарата NSDAP.
После идеологической чистки последовала расовая. Из газет изгонялись журналисты и редакторы еврейского происхождения, а оставшиеся обязаны были доказать, что они не состоят в браке с евреями.
Власти провели масштабную экспроприацию газет, журналов и литературных издательств, принадлежавших евреям. Владельцев принуждали продавать свои издания, запретив выпускать печатную продукцию, пока издания не становились банкротами. Так из рук евреев в руки немецких издателей перешли десятки многотиражных газет и крупных издательств, например, такие как «Издательский дом Улльштейна» (Ullstein Verlag), «Газета Фосса» (Vossische Zeitung). «Берлинская ежедневная газета» (Berliner Tageblatt).
Кроме официального нацистского партийного печатного органа газеты «Народный обозреватель» (Völkischer Beobachter), которую возглавлял главный теоретик национал-социализма Альфред Розенберг, в стране выходило множество различных местных нацистских изданий, освещавших деятельность партийных организаций городов и районов страны.
Практически все центральные немецкие газеты, даже не являющиеся официальными государственными или партийными изданиями, были вынуждены помещать на своих страницах антисемитские карикатуры на евреев, зарубежных политиков и дипломатов, глав государств. Тексты изданий жёстко контролировались государственной цензурой.
Наиболее популярным и самым одиозным расистским изданием в Германии был формально независимый от нацистской партии и гитлеровского правительства еженедельник «Штурмовик», который начал выходить ещё в Веймарской республике в 1923 году. В нём печатались статьи, возбуждающие ненависть к евреям, либералам, коммунистам, католикам и противникам нацизма. Лозунгом этого насквозь лживого пропагандистского боевого чтива для малообразованного населения был подзаголовок — «Еженедельная газета о борьбе за правду» (Wochenblatt zum Kampfe um die Wahrheit).
Основное наполнение еженедельника «Штурмовик» составляли выдуманные истории о ритуальных убийствах, совершаемых религиозными евреями, конспирологическая чушь о «всемирном заговоре международного еврейства» и о «еврейско-большевистском заговоре». Газеты поощряла доносы граждан в гестапо о порицаемых в немецком обществе связях немцев и евреев, о межрасовых сексуальных контактах и пр..
«Штурмовик» был настолько омерзителен, что против него выступал благовоспитанный доктор филологии Йозеф Гёббельс. Рейхсминистр пропаганды называл газету «отвратительной газетёнкой для слабоумных», а её издателя Юлиуса Штрейхера охарактеризовал как «грязного шантажиста, извращенца, садиста-порнографа, редакционная политика которого не что иное, как сумма его преступных наклонностей». Следует заметить, что в газете для привлечения публики часто печатали материалы откровенно порнографического характера.
Закрыть газету и вообще как-то влиять на её содержание запретил рейхсминистру пропаганды лично Гитлер. Фюрер считал, что только такая тупая и отвратительная пропаганда может воздействовать на необразованную часть населения через самые отвратительные побуждения, через сексуальные извращения, через самые омерзительные стороны личности. «Миллионам безмозглых извращённых фанатиков Штурмовик нравится, а если вы хотите в стране побольше национал-социализма, то вы просто обязаны полюбить Штрейхера и его газету» — говорил Гитлер министру пропаганды Йозефу Гёббельсу.
Нацистская партия всегда дистанцировалась от «Штурмовика», газета оставалась частным изданием, а её владелец Юлиус Штрейхер стал обладателем многомиллионного состояния.
В Рейхе до самого его краха оставались газеты, которые считались формально независимыми. В этих газетах существовала самоцензура, когда журналисты знали, о чём можно писать, а о чём лучше воздержаться. Якобы свободная немецкая пресса бодро пела в унисон в одном и том же хоре с официальными нацистскими изданиями. Разницы между частными и государственными изданиями фактически не существовало.
Как и другие тоталитарные режимы XX века, гитлеровский также был заинтересован в том, чтобы в глазах мирового общественного мнения выглядеть в наиболее выгодном свете, для чего в стране существовала одна действительно независимая газета, сильно ограниченная требованиями государственной цензуры, но всё-таки имевшая право на собственное мнение. Гёббельс, в качестве такой «витрины свободомыслия», выбрал широко известную за рубежом «Франкфуртскую газету» (Frankfurter AZeitung). Однако весь персонал еврейского происхождения был из газеты уволен.
Адольф Гитлер о свободе прессы: «… то, что называется свободой печати, вовсе не означает, что печать свободна, а что некоторые властители свободны направлять её по собственному усмотрению для обеспечения поддержки их собственных интересов и, если понадобится, в противовес интересам Государства. <…> Сегодня журналист уже знает, что он не просто писака, а человек, на которого возложена священная миссия защиты высочайших государственных интересов».
