Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
обильно умасливал мурз и эмиров и нашептывал (предназначалось, разумеется, для ханских ушей: через кого-нибудь, да «протечёт»), что у князя Юрия – старая дружба и даже свойство с новым великим князем литовским Свидригайло. Представить себе прочный единый фронт Литвы и Москвы ордынская знать могла без труда – это был её многолетний страшный сон. Вернувшиеся из Крыма Юрий и Тегинэ («Тегиня» в русских летописях) были встречены с ещё более возросшей за зиму настороженностью.
«Многа пря»
Прения сторон, выражаясь современным юридическим языком, были напряжёнными: «многа пря <споров, противостояния. – Авт.> бысть межи их». Из скупых сообщений русских летописей видно, что оба претендента пытались разыграть наследственную карту, только по-разному расставляли акценты: «…Князь великии по отечеству и по дедству искаше стола своего, князь же Юрьи летописцы старыми, спискы и духовною отца своего великого князя Дмитрея»; каждая из сторон пыталась найти в четырёх духовных выгодные для её интерпретаций формулировки. Очевидно, что и у Дмитрия, и у Василия была своя логика; победа должна была достаться тому, кто лучше провёл «досудебный этап» и имел в запасе неожиданную для соперника заготовку. Здесь Иван Дмитриевич Всеволож оказался на высоте.
Николай Карамзин, «последний летописец» и первый русский историк, описывает «правовую позицию» боярина так: «Что значат летописи и мёртвые грамоты, где всё зависит от воли Царской? Не она ли утвердила завещание Василия Димитриевича, отдавшего Московское Княжение сыну? Шесть лет Василий Василиевич на престоле: ты не свергнул его, следственно, сам признавал Государем законным». Иными словами, великий хан, ну не смешны ли наши уважаемые процессуальные противники с их верой в силу мёртвых слов? Причём чьих слов? Обидевшего твоих предшественников Дмитрия Донского! Ведь ты же сам явно выразил свою волю невмешательством в недавние московские дела, а что может быть выше этой воли? В нашем лице ты встретишь тех, кто безоговорочно признает такое положение вещей…
«В конечном же счёте И. Д. Всеволожский сводил дело к признанию, что вершителем судьбы великокняжеского престола на Руси может быть одна только воля ордынского царя. К тому же хитроумный боярин как бы невзначай констатировал: Василий Васильевич вот уже который год сидит на престоле («на твоём жалованье»), исправно неся службу «тебе, своему государю, волному царю», о чём «самому тебе ведомо».
Зимин А. А. Витязь на распутье
Победа была сокрушительной, хан Улу-Мухаммед принял сторону князя-юноши: «Цесарь Махмет даше княжение великое князю Василию Васильевичю на всеи рускои земли». Ближайшим последствием этого станет вспыхнувшая менее чем через год (формально из-за скандала с якобы краденым поясом Дмитрия Донского) четвертьвековая война новоиспечённого «хозяина Москвы» с дядей и его сыновьями, а более отдалённым – усиление самодержавия московского князя при сохраняющейся покорности Орде, источнику его власти.
Впереди было ещё полвека ордынского ига…
4. Дела литовские
Суд над участниками заговора против великого князя литовского Казимира IV, Великое княжество Литовское, 1481 г.
Промежуточное географическое положение имеет свои выгоды и недостатки. С одной стороны, оно предоставляет выбор: можно лавировать между соседями, никому не отдавая предпочтения и тем самым в нужный момент заручаясь наиболее подходящим союзником. Но отсюда же и проблема: на тебя все глядят как на перспективную добычу…
В «Грозе» Островского один из гуляющих по бульвару высказывает предположение, что «Литва на нас с неба упала». В переносном смысле так оно и есть: учившиеся в советской школе и твёрдо знавшие, что за периодом Киевской Руси и раздробленности следует этап Московского царства, из которого вырастет потом Российская империя, мы затем вдруг с удивлением обнаружили, что в течение пяти с половиной веков, начинаясь в иные годы практически сразу за Можайском, существовало огромное государство. Брянск и Смоленск, Вязьма и Курск были литовскими городами, большинство населения говорило на восточнославянских диалектах, мало отличавшихся от тогдашнего московского; немалая часть его исповедовало православие…
Иная Русь
Литовские князья нередко роднились со своими московскими «партнёрами»: например, Василий II Тёмный был внуком Дмитрия Донского и Витовта. В период роста Московского княжества некоторые его соседи (Новгород, Тверь) всерьёз размышляли, под чью «высокую руку» перейти – московского или литовского князя. Иными словами, Литовская Русь до поры до времени не менее настойчиво, чем Московская, претендовала на то, чтобы стать центром объединения «осколков» Киевской Руси.
«Срединное» положение между Великим княжеством Московским и Польским королевством, Крымским ханством и Ливонским Орденом вынуждало литовские власти постоянно маневрировать, заключать и расторгать союзы, а внутри многоконфессиональной державы – поддерживать баланс сил. Так было при Гедимине и Ольгерде, так было при Витовте и Ягайло, так было при Казимире IV Ягайловиче, по-польски – Казимеже Ягеллончике.
Казимир IV (1427–1492), сын короля польского Владислава II Ягайло и Софьи Гольшанской. В 1440 г. был провозглашён в Вильне великим князем литовским, в 1447 г. принял польскую корону.
Боролся с влиянием крупных польских феодалов, опираясь на мелкопоместное дворянство (шляхту). Успешно боролся с Тевтонским орденом. При нём принят сборник норм права Великого княжества Литовского – Судебник Казимира.
Последнему приходилось особенно несладко. На западе у него, бывшего одновременно польским королём и великим князем литовским, своевольничали польские магнаты, считавшие короля «первым среди равных» (с акцентом на последнем слове), в Восточном Поморье шла вялотекущая война с Тевтонским орденом за выход к Балтике, на юго-востоке Орда предпринимала последние попытки восстать из руин, на литовской территории православные князья посматривали в сторону Москвы, чуть что, угрожая «отъехать». В такой обстановке управление большой и сложной страной становилось подобно искусству дирижера, управляющего симфоническим оркестром. Надо сказать, что Казимир в целом справлялся успешно.
Уесть по-родственному
Как и положено, монарху досаждали родственники, чем более близкие – тем сильнее. Он платил им той же монетой, внимательно следя за тем, чтобы они не усилились сверх меры. Ярким примером такого «семейного противостояния» стали события начала 1480‑х гг.
Казимир IV (по портрету Яна Матейко, 1890-е)
Князь слуцкий Михаил Олелькович, сын киевского князя Александра Владимировича (Олелько по-польски – уменьшительное от Александр), приходился правнуком Ольгерду, двоюродным братом великому князю московскому Ивану III и двоюродным племянником самому Казимиру. С таким генеалогическим багажом он мог бы, как ему казалось, рассчитывать на нечто большее, чем Слуцкое княжество – крупное, влиятельное, но лишь одно из двух десятков. До поры до времени можно было надеяться, что оно – лишь этап на пути к Киеву, «отчине», доставшейся после смерти отца старшему брату Семёну. Однако
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
