Уже засыпая, она вспомнила о своем грозном кумире герцоге Лидсе. Вот было бы здорово увидеть его! А если повезет, то и задать ему два вопроса, которые не давали покоя маленькой Лу с того момента, как она узнала о Ги Лидсе.
— Леди Луиза, вот как хотите, а неровный край заметен! Дайте мне монету, я куплю тесьмы, вот той самой, на которую Вы смотрели вчера, наскоро пришью ее к подолу, и все будет прикрыто, — Лу стояла посреди шатра в новом платье, а Гуна ворчала.
- Целую монету? Ты с ума сошла. Я за монету куплю новое платье целиком!
— Леди Эмилия приказала следить за Вами и наряжать. А тут кривой подол.
— Зачем мне ровный подол? На него все равно никто не посмотрит. На моей юбке цвета графства Уилишр, этого достаточно для определения моего статуса. Я могу и на лицо тесьмы накрутить, это никак не помешает претенденту на мою руку сделать предложение. Гуна, я есть то, что несет в себе мой титул, — Лу снова принялась за вольные высказывания, но осадила себя.
Ей нужно выделяться из толпы ровно настолько, чтобы король смог заметить ее среди множества женщин, а вот другим показывать себя во всем великолепии никак не можно.
— А вдруг найдется приличный мужчина, которому не все равно, как будет выглядеть его жена? — Лу постаралась не сердится на служанку, ведь та не знала о планах Лу.
— Ты права. Вот тебе полмонеты, купи тонкой тесьмы. Поторопись, — если Гуна и рассердилась, то никак этого не показала.
Пока служанка бегала к лоткам, Луиза готовилась к оглашению. Она помылась кипяченой водой, протерла себя душистой тканью собственного изобретения и начала разбирать скудные украшения. Из всего что было, сердце приняло только золотую сетку на волосы и перстень матушки.
— Ну и достаточно. В конце концов, я нищая графиня, так пусть это будет заметно, — Лу изучала свое отражение в оловянном, неровном зеркальце, и разговаривала сама с собой, — Чем хуже я выгляжу, тем лучше. Если король меня не заметит и не узнает, то моим планам не дано свершиться. А значит, нужно быть неприметной для мужчин, чтобы сэру Годфри не сделали предложения о союзе.
Гуна вернулась с заветной тесьмой в руках и уселась пришивать ее к платью. Лу причесывалась и накладывала сеточку на головку. Получилось удачно! Волосы она оставила распущенными и они красивыми локонами упали ей за спину.
Да, для другого времени подобная прическа была бы фривольной, но оглашение, как рынок невест, диктовало свои условия. Нужно было показать товар лицом, отсюда и вольные локоны девушек. Искатели брачных союзов не стеснялись осматривать невест с ног до головы. И если бы было возможно, они бы и в рот заглядывали! Хотя были и такие попытки.
— Леди Луиза, а ведь совсем неплохо, — Гуна любовалась девушкой, когда та уже была готова к выходу.
Светлые волосы волнами, легкая золотая сеточка на головке, ясные глазки, гладкая кожа и очень красивые губки. Фигура у леди исключительная, потому и платье, с узким лифом, приталенное, село великолепно. Длинные рукава достигали колен, юбка с небольшим шлейфом льнула заманчиво к бедрам и создавала впечатление, что Лу не идет, а парит в воздухе. Цвет платья, коричнево — золотой, согласно знамени Уилшир, прекрасно оттенял кожу Луизы. Тонкая золотая тесьма не выглядела скудно на платье, а смотрелась изысканно и скромно одновременно. Пояс, обязательный предмет туалета знатной дамы, тоже был украшен золотой тесьмой. На поясе, в узких петельках укрепился подвесной кармашек, куда Лу спрятала то, на чем планировала подзаработать в случае неудачи с королем.
— Луиза, ты готова? — Трис впорхнула в шатер, она и сестра одевались в родительском жилище, под внимательным взглядом матери.
— Беатрис, ты выглядишь чудесно! — это было чистой правдой.
Трис Суррей была хороша собой исключительно. Темные волосы и карие глаза, пышная грудь и круглые бедра. Ее сестра Элоиза так же, блистала, но чуть тише, не так ярко.
— Матушка прислала меня за тобой. Она все еще сердится за песню, — Трис опустила голову, — Знаешь, ты пела так красиво, что я заслушалась. Еще немного и я бы начала вместе с тобой.
— Хорошо, что не начала. Иначе спать улеглась на голодный желудок, а он не совсем то, что нужно девушке накануне праздника. Трис, мы еще споем с тобой. Я приду к тебе в спальню с лютней, и мы сочиним свою песню, а если не поленимся, то и целую балладу.
— Не забудь, ты обещала, — Трис слегка улыбнулась, взяла за руку кузину, и обе они вышли из шатра в суматоху поля Рэндом.
Столица гудела, сияла красочными стягами, мерцала золотом отделки на дорогих одеждах дворян и кишела простым людом, который стоял вдоль улиц и разглядывал шествие знати к замку короля. Тесно было так, что повозки не умещались на улочках. Поэтому многие из аристократов попросту пересели на лошадей. Ехали по двое, и кто — то и по трое.
Лу сидела позади Элоизы на гнедой лошади, и снова восхищалась толпой, звуками большого города, хоть некоторые из них вовсе не были предназначены для ушек юных леди. Отовсюду смешки, свист и громкие высказывания простолюдинов по поводу нарядов и внешности дворян.
— Жуди, только посмотри на ту пышку. На ней не платье, а целый парус. Ох, достанется кому-то в постель горка сала! Качать будет, как на волнах!
— Не скажи, Дюс. По мне, так чем пышней девица, тем теплее спиться.
А дальше еще хуже, потому, как приятели стали обмениваться совсем уж непотребными словами, рассказывая друг другу, как правильно использовать теплое женское тело под собой. Лу не услышала уже их разговора, потому, что продвинулась их кавалькада дальше по улице.
— Чтоб я сдох! Эй, ангелочек, посмотри на меня! Я слышал вчера, как ты пела у святого Жоссе. Спой еще! — проезжали мимо толпы, собравшейся у Главного дома на Площади, — Или улыбнись! Эй!
Народ узнал Лу! Какой стыд! Так подумала графиня Суррей, а сама Лу подумала совсем не так. Когда — то давно, попалась ей в руки книга о правилах общения с толпой еще романских времен. Язык был сложен, но упрямая Лу продралась сквозь вязь непонятных слов и вот, что вынесла она оттуда.
— Ангелы поют только на небесах. Готов умереть за мою песню? — вот так — то!
Лу помнила, что с народом можно и нужно общаться, при этом не демонстрировать слишком свое превосходство, но и не ровнять себя с ним.
