у реки, чтоб далеко воду ведрами не таскать. Когда в Пороховом появился централизованный водопровод, сельчане стали строить бани уже во дворах, поближе к домам, ведь вода теперь поступала в бани по трубам.
Заброшенные старые баньки хозяева использовали по-разному: кто-то там навоз складировал, кто-то – старый огородный инвентарь хранил, уже негодный, если выбросить рука не поднималась. В одной из бань хозяин – знакомый Коляна – установил старенькую облупленную ванну, в ней его знакомые приезжие рыбаки подсаливали улов, если приезжали не на один день.
И тут Сергей опять услышал уже знакомые голоса, отрывистый приглушенный разговор. Он нырнул к растущему недалеко кусту, присел и замер, инстинкт подсказал ему это. Ночные гости то замолкали, то опять перебрасывались несколькими словами.
Серега никак не мог сообразить, чем они там занимаются. Он слышал еще какой-то звук, мягкие шлепки и хэканье. Наконец понял – они копали. У Сергея уже затекли ноги, по подошвам побежали мурашки, и он совсем было решился ползком или на карачках пробираться к ближайшим деревьям, а там – короткими перебежками к своему лагерю. Меньше знаешь – крепче спишь! Но тут из темноты на залитый лунным светом берег показались две фигуры – сладкая парочка закончила свою работу, и Сергей снова замер.
На берегу было гораздо светлее, чем на дороге, из-за отражающейся в реке луны. Мурашки его тоже замерли. Ночные тати постояли, всматриваясь и прислушиваясь, и направились к дороге.
Палки, которые нес один из них, оказались лопатами, значит, точно – копали! А сумки, которую нес второй, при нем не было – теперь понятно, что они там закапывали. Интересно, что могло быть в этой сумке?
Парочка уже исчезла из вида, и Сергей, наконец, пошевелил ногами. Потихоньку распрямился, но, охнув, опустился опять на землю. Его мурашки ожили вместе с ним. Только посидев немного, помассировав ступни, осмелился встать – нормально!
И идти бы ему к палаткам, будить Коляна, разжигать костер и, попив чайку, загружаться в лодку и плыть к противоположному берегу! Как и планировалось с вечера. Но, как в знаменитой басне, Серега призадумался. На ту беду…
Что эти два хмыря закапывали, интересно знать? Судя по громкости голосов, это было не так далеко. Скорее всего, вторая сараюшка отсюда. И он поперся туда – посмотреть, чтоб уж рассказывать завтра (или уже сегодня) друзьям, оперируя фактами.
Правду говорят, что на роду написано – от того не убежишь. И он ли первый, кого сгубило чрезмерное любопытство?
Сергей присел у задней стены сарая – земля хоть и была выровнена и притоптана, но еще влажная. За завтрашний день высохнет – и ничего не будет заметно! Услышал шорох, но ни выпрямиться, ни головы повернуть не успел – страшный удар обрушился ему на голову.
И он ничего больше не успел. И жизнь его, не такая уж и длинная, не промелькнула перед глазами. И туннеля, по которому несутся души умирающих к свету, не увидел. Да и есть ли он вообще, этот туннель? Оттуда ведь еще никто никогда не вернулся, чтобы доложить. А те, что про него рассказывают, до цели так и не добрались.
Меньше знаешь – дольше живешь, воистину.
Всякая дорога имеет начало
Зоя Васильевна Конева, немолодая женщина, за шестьдесят, пребывала в растрепанных чувствах.
Получив пенсию, она пробежалась по рынку и супермаркетам, коих в последнее время видимо-невидимо расплодилось в маленьком Артюховске. В них всегда было многолюдно.
У нее просто в голове не укладывалось: сколько же продуктов умудряется съедать за сутки артюховское население, в количестве ста тридцати тысяч с небольшим? Это – включая младенцев. Загляни на следующий день и еще на следующий – в магазинах будет так же многолюдно, и все тащат к дому битком набитые корзины!
Не обошла вниманием Зоя Васильевна и продуктовые клетушки-закуточки в торговом центре «Да! Да! Да!» – там все было немножко дешевле. «Размотав» отведенную для покупок сумму, нагруженная двумя увесистыми пакетами, с приятным чувством исполненного долга она возвратилась домой.
Разложив покупки по шкафчикам, в соответствии с их назначением, засунув в холодильник, что положено, она села, чтобы сверить чеки со своим списком. На какую сумму и в какой торговой точке ее сегодня надули, и какой урон нанесла она своему бюджету, потрафляя сиюминутному капризу.
Список запланированных обязательных покупок должен был находиться в кармашке сумочки, а чеки – в кошельке. На поверку, список оказался на месте, чего нельзя было сказать о чеках. Их не наблюдалось, поскольку отсутствовал кошелек. То есть, его нигде не было, совсем.
Зоя Васильевна приложила пальцы к вискам и вслух приказала себе:
– Спокойно! Не будем паниковать раньше времени! – ибо знала за собой этот грех.
Потом тем же приказным тоном произнесла громче, в пространство:
– Шутик-шутик, пошутил – и отдай!
Шутик Зои Васильевны был, в общем, парнем покладистым и обычно долго не выпендривался. Сегодня же он безмолствовал и бездействовал: то ли был не при делах, то ли в кои-то веки решил проявить строптивость.
Следующим шагом Зои Васильевны стала проверка, на всякий случай, карманов и подкладки сумки. На предмет выявления образовавшихся и еще не замеченных дырок. Правда, это уже был шаг отчаяния, вопреки всякой логике, и шаг безрезультатный. Как можно долго не замечать дыру, в которую способен провалиться кошелек?
Дальше, как советуют психологи, чтобы успокоиться, она сосчитала от одного до пятидесяти и обратно. Никакого эффекта. «Может, надо до ста и обратно?» подумала, было, женщина, но решила, что нечего зря время терять.
Пришла пора включить логику, что Зоя Васильевна, наконец, и сделала. Она прекрасно помнила, как в последнем по очередности магазине, расплатившись, опустила кошелек в сумку. У кассы было тихо, полы – кафельные. Даже если бы она опустила кошелек мимо сумки, был бы мягкий шлепок – звук падения.
Украли? Как и когда? Нет, мерзавец-кошелек, вздумавший шутки шутить, дома, однозначно, но где?
Зоя Васильевна еще раз прошлась по шкафчикам и тумбочкам, перебрала все купленные пакетики и кулечки – вотще! Логика тоже оказалась бессильной.
Со стрессом всяк борется своими методами. Вот подруга Зои Васильевны – Мила, Людмила Ивановна Каргина, не переносит одиночества, если с ней происходит какая-то неприятность. Ей надо тут же поделиться с кем-то своей бедой. Когда беда дробится на кусочки, по количеству тех, с кем ею делишься, она не кажется уже такой глобальной.
С наивным, но небезосновательным эгоизмом Людмила Ивановна полагала, что, оделив кого-то частичкой своей
