руки. Бросила в топку дрова.
Я полулежа наблюдал.
Она была безусловно красива. Не зря на нее запали и Федька, и Мансур. И Расулову она явно небезразлична.
Джулия была очень женственна и грациозна. Тоненькая брюнетка с белоснежной кожей и чуть матовым оттенком лица. Она со своей породистой красотой как будто с картины сошла.
У Наили же был типаж женщины-подростки. Скуластая, с длинными ножками и с короткими каштановыми волосами, она напоминала повзрослевшую хулиганку с чувственным ротиком и невероятно энергичным взглядом. Этот взгляд, видимо, можно называть и сексуальным. Впрочем, не будем углубляться в лабиринты Фрейда, я просто хочу, чтобы вы представили, как она выглядит…
– Тебе бы эротические триллеры писать, – не удержался от реплики Бакинец. – У меня аж мурашки по теле пробежали.
– У тебя они по твоей совести пробежали и застряли в мозгу, – моментально отреагировала Гюля. Бакинец виновато-заискивающе улыбнулся ей, но та гордо отвернулась…
– Наиля была в джинсовом комбинезоне и в водолазке желтого цвета, – продолжил, словно и не отвлекшись, рассказчик. – Заметив мой изучающий взгляд, она, притворно зевнув, грациозно прошла в кухню.
– Я приготовлю яичницу, – донесся оттуда ее голос, сопровождаемый звоном посуды и хлопаньем двери холодильника.
– Ты что, совсем не питаешься? – послышалось вновь ее ворчание. – Тут рядом магазин или что-то подобие есть? Я не собираюсь голодать…
Невольно вспомнил Джулины блюда. Она азербайджанскую кухню знала досконально, но любила экспериментировать, каждый раз добавляя что-то свое. То это экзотический салат, то какая-та приправа, сок из нескольких ингредиентов, хлебушки, которые она сама же пекла. И когда я за обе щеки уплетал, она с сияющими от счастья глазами подтрунивала что, если так пойдет, я скоро потеряю форму, а толстому, ленивому мужу у нее пропадет желание вкусно готовить.
Я улыбнулся в пустоту, словно эта картина отражала действительность…
– Рафаэль…
Улыбка начала сползать с губ Джулии. Образ ее плавно растворился в полутьме комнаты, которую озарял лишь огонь в камине и слабый свет, исходящий от единственной свечи на столе.
Предо мной стояла Наиля. Взгляд напряженный.
– Ты слышишь?..
Я растерянно приподнялся.
“Напрасно осталась… Ничего хорошего из этого не выйдет. Как ей объяснить, что я близким приношу несчастье…”
Словно прочитав мои мысли, она нахмурилась. После вытащила из кармана небольшой конверт и протянула.
– Я завтра уеду. Не буду мешать твоему уединению. Но сегодня…
Я вынул сложенный лист. Вдруг руки задрожали. Даже в полутьме узнал знакомый почерк. Словно издали услышал пробивающее сознание голос Наили.
– …Не хотела это сейчас. Но боюсь. Вдруг вообще не смогу. Не успею… Пока буду готовить, читай…
Я сел за стол. Пламя свечи заиграло слабым светом на листке бумаги, где словно в сказке ожили буквы, красивым, ровным почерком когда-то выведенные…
“Мой Рафаэль! Тешу себя мыслю, что ты все еще мой. Но когда будешь читать эти строки, меня уже не будет. Вернее, не будет моего тела, столь несправедливо вырванного из жизни, из моего маленького мира, где я так счастливо жила среди родных и милых мне людей. Ты, наш Тимурчик, мама, папа, бабушка, мои двоюродные и троюродные братья и сестры, тети, дядя, наши добрые соседи по Баку…
Это счастье мне казалось настолько призрачным, что было похоже на сказочный сон. Порой я боялась, что проснусь и обнаружу совсем другую действительность, другую реальность, как в плохом кино – без тебя и всего родного и дорогого мне, чего имею.
Как оказалось, я сама предрекла свою судьбу. После смерти Артура я очень боялась кого-то еще из вас потерять, особенно тебя, учитывая твою рискованную жизнь. Но так получилось, что я потеряла всех вас вместе. Вернее, вы потеряли меня…
Не знаю, в чем была моя вина за столь несправедливую участь, я и с того света никогда не пойму и не прощу Ему, пусть это даже столь не по-христиански звучит. Если Бог решил наградить меня раем, то он уже у меня был! А разлучив меня с вами, он предрек меня в пучину ада, где бы я впоследствии не оказалась.
Я медик и прекрасно осознаю свою участь. Я этот приговор читаю во взглядах близких, как не старались они каждое утро “радовать” меня положительными результатами. Я улыбаюсь их “улыбкам”, чтобы не расстраивать…
Я уже смирилась и хочу, чтобы все закончилось быстро и безболезненно, чтобы покончить с душевными муками. Успокаивает лишь то, что Тимур не останется на произвол судьбы. И ты, и мои родители сделают все, чтобы он не почувствовал отсутствия материнского тепла.
Знаю, что никогда меня не забудешь. Мы всегда были одно целое. Помню, как впервые взялись за ручки, едва научившись ходить. Как сидели за одной партой в первом классе, и как ты вел меня за руку во дворец бракосочетания. Эти воспоминания греют мою душу. Но ты обречешь ее на муки, если приговоришь себя на одиночество. Потому, у меня просьба и пусть она не кажется для тебя странной. Ты можешь воспринять это также как последнее желание умирающего.
Обрати внимание на Наилю. Она любит тебя. Женское сердце не проведешь, я это почувствовала, как только встретилась с ней взглядом на нашей свадьбе. Этот взгляд не отражал неприязнь азербайджанки к армянке, как пытались меня убедить мама и бабушка, заметивших, что она даже не притронулась к еде. Он выражал отчаяние женщины, вынужденной уступить любимого сопернице.
Я тогда не на шутку испугалась. Ведь как женщина понимала, на что порой наш род способен ради неразделенной любви.
Но, пообщавшись с ней, я поняла, что она не способна на подлость. Что, она скорее возьмет свои чувства в могилу, чем позволит себе что-то неблагородное.
Теперь я ухожу, она остается, такова судьба. Всякое горе, боль через какое-то время притупляется – это закон природы. Вечно оплакивая меня, ты будешь терзать и мою душу. А между тем в твоих руках сделать счастливой эту по-своему тоже несчастную женщину. Когда-то возлюбленный подло обманул, поглумился над ее чистотой и наивностью. С тех пор она никого к себе не подпускала. Единственный, кто сломал этот барьер, оказался влюбленным в другую, на которой женился на ее глазах.
Наиля была бы для тебя другом, а для Тимура прекрасной матерью.
Я ей все высказала. Она заплакала, умоляла тебе ничего не рассказывать. Пыталась успокоить меня. Она готова была пожертвовать собой ради моего спасения, я это чувствовала… И поняла, что не ошиблась в ней.
Вы оба из тех, которым трудно сделать первый шаг. Потому, я его делаю за вас обоих…
Не забудь моих родителей,
