Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
дергает конский хвост, заставляет волоски на шее встать дыбом.
– Прямо за тобой обрыв…
Сердце ухает в пятки, и я с визгом прыгаю вперед.
Бейз тихо хмыкает, отчего я сдергиваю повязку и швыряю ее вниз с обрыва, который и правда был прямо за мной.
С лица Бейза стекает все веселье, он подходит ближе и смотрит, как кусок ткани, улетая, трепещет на ветру.
– Как инфантильно.
– Невелика потеря, – отрезаю я, потрясенная пребыванием на волосок от смерти.
Не к такому азарту я стремилась уж точно.
Бейз вздыхает так громко, что я прекрасно его слышу сквозь очередные завывания ветра.
– Ладно, будь по-твоему.
Бейз отворачивается от обрыва, принимает боевую стойку, расставив ноги, и одаривает меня волчьей ухмылкой.
– Быстро так быстро.
Расслабляю плечи, сбрасываю остатки леденящего кровь страха, подстегнутая садистским вызовом, что нарастает в пристальных глазах Бейза.
– Наконец-то…
– Но пожалуешься еще хоть раз на меч, – перебивает он меня, – и я обменяю его на нечто гораздо, гораздо хуже.
Открываю рот, затем его захлопываю.
Бейз точно так же угрожал два года назад, и я не восприняла его слова всерьез. Позже в тот день я с широко распахнутыми от ужаса глазами наблюдала, как он швырнул сраный меч за мою Черту безопасности, прекрасно понимая, что я ее не переступлю.
На следующий день Бейз вручил мне новый, в два раза громче и тяжелее, и я полгода к нему привыкала…
Изображаю, как застегиваю губы на пуговичку.
Глава 3
Орлейт
—Медовые булочки – лучшая еда. – Слизываю с пальцев масляную начинку, от сливочного взрыва покалывает под языком.
Бейз вскидывает бровь, делает глоток воды и опускает стакан рядом со своей тарелкой яичницы-болтуньи.
– Кухарка слишком уж тебя обожает. После утренней тренировки тебе нужно питаться белком. А не, – Бейз морщится, раздувая ноздри, – этой херней.
Не обращая внимания на прочие разномастные угощения, тянусь к горке булочек рядом с серебряным канделябром, сую в рот сразу две и сверкаю победоносной улыбкой.
Бейз со вздохом качает головой.
– Рордин платит мне слишком мало.
Большие двери, распахнувшись, впускают потоки света и высокого, крепкого мужчину, который уверенно шагает к нашему длинному обсидиановому столу.
Против утреннего сияния приходится щурить глаза, но мне не нужно видеть лицо вошедшего, чтобы сразу понять, кто это. Узнаю его по походке – как у бесстрашного зверя, что вышагивает по своему логову, восстанавливая господство. Узнаю его по тому, как встают дыбом волоски у меня на загривке от атмосферы, что теперь заряжена леденящим напряжением, свою любовь к которому я ненавижу.
По просторной комнате эхом разносятся парные глухие удары, и двери снова закрываются, заслоняя солнце.
Проглатываю все, что набила в рот, наблюдая за каждым плавным, полным силы шагом, и чувствую, как от щек отливает кровь, когда понимаю, что он направляется к стоящим во главе стола приборам.
К пустой серебряной тарелке, которая стоит в знак его присутствия.
Всегда.
Не то чтобы он когда-либо делил с нами трапезу. Поэтому я и настолько потрясена, когда он опускается на стул и лицо оказывается в поле моего зрения…
Я слишком ошеломлена, чтобы реагировать иначе, кроме как пялиться.
Он весь состоит из жестких черт и леденящей решимости – квадратная челюсть, покрытая двухдневной щетиной, что почти скрывает ямочку на щеке.
Ямочка, на которой я так сильно стараюсь зациклиться, чтобы не смотреть на… вообще все остальное. Определенно не на широкие плечи. Не на сильную шею, не на проглядывающую сквозь расстегнутый ворот светло-оливковую кожу.
Он прочищает горло, звук низок и глубок, и мой взгляд тут же устремляется на манящий меня палец.
Молчаливый приказ посмотреть ему в глаза.
В груди становится слишком тесно для легких и трепещущего сердца, но с глубоким вздохом я подчиняюсь.
Смоляные кудри, припорошенные серебром, которое не имеет ничего общего с возрастом, сейчас ниспадают на лоб, наполовину заслоняя меня от свинцовых глаз в обрамлении густых черных ресниц. Глаз, что изучают мое лицо, прежде чем взрезать все тело по частям, словно лезвие бритвы, оставляя меня без единой кости.
– Ты ранена. – Его слова – гвозди, вбитые в слишком неподвижный воздух.
– Просто царапинка, – помахиваю я пострадавшей ладонью. – Ничего серьезного.
– А как же нога? Тоже ничего серьезного?
Проклятье.
– Я…
Его глаза сужаются, а я все лихорадочно подыскиваю слова, чувствуя, как с другой стороны в мое пылающее лицо впивается пристальный взгляд Бейза.
Да, во время тренировки я поранила ногу, а потом предпочла это скрыть, ведь я была так одурманена экзо, что остановиться было бы сущей пыткой.
Беда в том, что Рордин не знает о наших тренировках, и я предпочитаю продолжать в том же духе. Единственной причиной, почему я вообще на них согласилась, стало то, что Бейз однажды проговорился, мол, Рордин бы не одобрил, чтобы я училась сражаться, как его воины. Не буду врать, что, поступая вразрез с его грубыми убеждениями, я не получаю некоторого болезненного удовольствия.
Однако порез на ноге?.. Не сомневаюсь, что если Рордин его осмотрит, то сразу поймет, откуда он взялся.
– Итак? – интересуется Рордин с жесткостью, которая буквально умоляет меня солгать.
И я делаю то, что выходит у меня лучше всего. Потому что ложь – маленькая хорошенькая маска, которую мы цепляем на слова, чтобы придать им удобоваримый оттенок.
Расправляю плечи, нахожу в себе стержень.
– Да ничего серьезного. Споткнулась на лестнице, отсюда и все царапины.
Слова текут как шелк, но судя по тому, как Рордин вскидывает темную бровь, он знает, что мой язык нечист.
Делаю глоток сока, причмокиваю от резкого привкуса.
– Шагу ступить не умею.
– Говоришь, не умеешь?
– Угу-м.
Рордин откидывается на спинку стула, положив лодыжку одной ноги на колено другой. Его ботинок покрыт грязью, сажей и…
Кровью.
Отвожу взгляд, медовые булочки оседают в желудке кусочками свинца.
Ну, по крайней мере, он сменил рубашку.
– Что ж, тебе стоит быть поаккуратнее, – упрекает меня Рордин, взмахом руки отсылая служанку, которая пытается налить ему сок из большого запотевшего графина. Она одета в традиционные для наших земель тряпки: черные штаны, черная ливрея, черные ботинки. На лацкане мерцает серебряная брошь со знаком Рордина – серпом луны, пронзенным одиноким клинком. – После завтрака Танис тобой займется.
Украдкой бросаю взгляд на свою удивленную служанку, которая подпирает стену незатейливого обеденного зала, вскинув каштановую бровь.
Танис давно привыкла к порезам, синякам и ожогам, которые я получаю на тренировках.
Чтобы разрядить неловкую атмосферу, я кладу себе на тарелку еще пару булочек, будто не утратила весь аппетит, едва Рордин вошел
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
