участвовал, является лишь деталью в общей планировке культурного дела. Конечно, в каждом деле бывают частичные отходы и приходы, и нужно все брать по существу, по действительной ценности, а вовсе не случайным явлениям. Удивляет нас, что нам де Во пишет приличные письма, а в то же время Шкл[явер] сообщает о том, что она объединилась с белокурой. Получается или чепуха, или некрасивое для нее положение. Во всяком случае, Ваше совместное сильное письмо, как голос первоначальной группы зачинателей, нужно как естественный противовес своекорыстному захвату злоумышленников. Со своей стороны мы запросили и де Во, и Таубе дать нам текст полученного ими письма; конечно, по некоторым странным обычаям очень часто люди предпочитают выслушивать лишь темную сторону. Вообще, странно не то, что клеветники клевещут (в этом смысл их существования), но странно, если люди, претендующие на порядочность, так легко слушают всякую клевету. У Светика является предположение, что не участвует ли в письмах из Женевы некий Борель, который приходил в Музей и восторгался и которому белокурая дарила ценные тибетские вещи. Надлежало бы и в этом направлении исследовать, ибо рано или поздно добьемся же мы каких-то более ясных формулировок. Например, нелепость доходит до того, что Шкл[явер] нам сообщает о том, что Волкова (в свое время требовавшая от нас тысячи фунтов на выкуп ее бриллиантов) теперь болтает опять-таки о каком-то масонстве и о том, что в экспедиции мы ограбили какие-то богатые монастыри!!! Эта нелепость напоминает болтовню Боссома, который говорил о том, что он слышал в столице, что мы ограбили сокровища Далай-ламы, которого мы захватили в плен, но отпустили уже без сокровищ!!! Может быть, Волкова, живущая в Лонд[оне], почерпает болтовню из того же источника. Во всех этих случаях требуется не растерянность Шкл[явера], но твердое, веское слово. По счастью, у каждого из Вас полны руки неопровержимых фактов, подтвержденных целыми десятилетиями деятельности, и потому на каждый злобный выкрик можно ответить мощным ударом. Интересно, не получали ли почетные советники в Нью-Йорке подобной бумаги. У Беннетта можно было бы установить это. Конечно, вероятно, они посылают со злоумышленным выбором, и им нужно было прежде всего наброситься на ненавистный для них Париж.
24. I. Крепко надеемся, что дело самого Ш[ульца] скоро окончится и он будет в состоянии взяться за наше дело вполне. Ведь все время работал по реорганизации и знает столько характерных подробностей и специфических методов Леви, что именно он совершенно незаменим. Ведь столько раз он был Указан, и при реорганизации всю основную работу сделал именно он. Передайте ему наши сердечные пожелания и надежду видеть дело в его руках. Указанный Милликан, наверное, тоже будет полезен — с ним нужно познакомиться, и весьма вероятно, что у него найдутся какие-либо соответствующие связи или познания. Но, конечно, обстоятельство Милликана ни в чем не должно вторгаться в отношения с Ш[ульцем]. Думается, что именно Ш[ульц] нашел бы и лучшие, наиболее широкие формулы и с таксами. Ведь и это дело нельзя брать с узко формальной стороны, но следует осветить во всем безобразии преднамеренности. Прежде всего, надо ясно показать, что мы действовали в полной искренности, и авторитетное мнение директора Национального банка в Индии вполне это подтверждает. Ведь и сам Леви, называя счета относящимися до экспедиции, конечно, в то время понимал, что это есть экспедиция, а не частный доход. Уже много раз мы Вам это писали, но повторяем это и еще раз, ибо в этом заключается наша неотъемлемая правота. Наверное, и Шу[льц] понимает всю эту злостную преднамеренность, чтобы все около нас ниспровергнуть всеми мерзкими мерами. Можно представить, как быстро ползают и шипят эти ехидны, но хорошо, что и Вы еще быстрее опережаете их, восстановляя всю истину. Чудовищно подумать, что никаких определенных обвинений не высказывается, но все пространство заполняется какими-то безобразными выкриками, маханиями бумажками и чтением каких-то не даваемых в руки писем. На каждую формулировку мы могли бы ответить ясно. Следует подчеркнуть, что лично мы никогда не подавали во временную отставку и никто нас об этом не спрашивал, — ведь срочная телеграмма могла бы обернуться менее чем в сутки. Но пресловутый доверенный проделал и эту махинацию вообще без нашего ведома — ведь журнал заседаний дошел через месяц, когда можно было бы уже предполагать, что уже все восстановлено, ибо само постановление ясно говорит о восстановлении во всех правах. Для адвокатов этот пункт чрезвычайно важен, ведь из него можно судить, насколько многое совершалось без нашего ведома нашими именами. Наверное, Вы уже побывали в Олбани и восстановили там атмосферу. Прочтите и себе, и друзьям копию письма Вл[адимира] Ан[атольевича] к Шкл[яверу] — истинный крик возмущенной души. Надеемся, что и другие друзья обмениваются такими же письмами. Среди полученных нами писем не вижу Формана — не пропало ли?
Итак, шлем Вам всю твердость души.
Сердцем и духом с Вами,
Р[ерих]
11
Н. К. Рерих — А. Э. Махону*
23 января 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
Мой дорогой полковник Махон!
Отвечаю на Ваше последнее письмо Святославу и в весьма горький час — давайте пошлем почившему королю наши лучшие мысли[41].
Мы ознакомились с пересланным Вами письмом г-на Фрэнка Раттера, которое мы настоящим возвращаем с благодарностью. Что касается его предложения о Галерее Тейт[42], то этот вопрос следует прояснить максимально дружески. Есть старая пословица, что «в чужой монастырь со своим уставом не ходят». Так и в этом случае будет лучше выяснить их условия, их сроки, площади и все прочие вопросы, которые могут возникнуть в этой связи. Любая галерея и тем более музей имеет свои собственные правила. Я всецело осознаю, что г-н Раттер указывает Галерею Тейт, и это свидетельствует о его серьезном отношении к моей выставке. Но музеи часто бывают заняты на длительные периоды, кроме того, текущие исключительные события могут также повлиять на положение дел. Поэтому, я думаю, можно запросить саму Галерею Тейт, основываясь на письме г-на Раттера. Здесь, думаю, будет целесообразным приложить для директора галереи какую-то литературу, возможно, Тандана[43], монографию «Корона Мунди»[44], и обязательно сообщить ему имена членов Выставочного комитета моей последней выставки в Лондоне в 1920 году. А в дальнейшем может пригодиться и копия статьи г-на Раттера.
Вместе с Вами радуюсь, что г-жа Махон столь чудесным образом спаслась от огня, и мы все надеемся, что Вы пребываете в добром здравии.
Г-жа Рерих шлет Вам обоим свои самые сердечные приветствия, к
