в души пленников ужас. Взрослые мужчины, не таясь, лили слезы, будто женщины, оплакивая свою горькую судьбу.
Аюр шел молча, стиснув зубы и сощурив глаза, слезящиеся от резкого ветра. Цепь, ставшая слишком длинной, путалась в ногах, он машинально подобрал в кулак излишек и тут же выронил его, вздрогнув, обжегшись о ледяной металл. Цепь слабо звякнула. Аюр поднес к глазам закованную руку. Снова и снова осматривал он звенья, пытаясь найти место, где был прикован погибший седоусый. Вот оно!.. В следующую секунду Аюр уже искал глазами камень, который был бы достаточно тяжел, и который можно было бы поднять, не привлекая лишнего внимания.
Аюр оказался прав: освободив из колодок мертвеца, стражники не особенно старались, снова заклепывая цепь. К чему усердствовать, думалось им, когда до границы владений Хархан-хана остались считанные дни, и куда деваться пленникам, если вокруг скалы да непролазные сугробы?
Но они не знали, как сильно Аюр хотел увидеть свою Жаргалму, как страстно мечтал отомстить вероломному хану. Ночью он достал припасенный днем камень и осторожно, но крепко ударил им по непрочной заклепке. Цепь зазвенела.
– Эй, кто здесь? – раздался сонный голос охранника.
– Прости, господин, я неловко повернулся! – крикнул Аюр. Ответом ему был лишь богатырский храп.
Уже почти не таясь, был он по заклепке снова и снова. И крепление не выдержало. Свободен! Стараясь не греметь остатком цепи, медленно поднялся он на ноги. Кругом царило безмолвие. Забылись тревожным сном пленники, храпели, напившись для согреву архи, их конвоиры.
Аюр поглубже натянул шапку на уши и шагнул в темноту.
Дорога назад оказалась еще сложнее. Снег все валил и валил, так что скоро юноше пришлось брести по колено в рыхлой белой каше. Голодный и продрогший, он то и дело падал и снова поднимался. Он не думал больше ни о Хархане, ни о седоусом, ни даже о Жаргалме. Все силы уходили на то, чтоб сделать еще шаг. Все мысли были лишь о том, что его надо сделать несмотря ни на что.
Его побег обнаружили, едва рассвело.
– Гляди-ка, а охотник-то наш сбежал! – один из стражников поднял над головой обрывки цепи.
– Ну, видать, и впрямь он такая важная птица! Недаром Хархан-хан дал нам за его голову девяносто девять своих людей… Что же, снарядим погоню?..
– Э, что ты говоришь, глупец! Один бежавший – не такая большая потеря, чтоб ради него вести назад две сотни человек. Пусть идет своей дорогой… волку в пасть!
– А как же условие Хархан-хана? Охотника-то мы и должны были увести!
– Какое условие? Рекруты у нас… Мы почитай что у перевала, а там и граница! А на своей земле плевать я хотел на волю чужого хана!
Но Аюр этого не знал. Еще счастье, что ниже по склону метели не было и снега почти не намело. Но на третью ночь, шатаясь от голода и усталости, он не заметил шаткого камня и угодил в пропасть… Чудом зацепился рукав его халата за торчавший из скалы куст. Кое-как Аюр сумел подтянуться и выбраться наверх. Отлежавшись к рассвету, он подкрепился последним засохшим куском лепешки и пополз вниз… Идти он уже не мог.
Полуживого Аюра, упавшего без сил у подножия горы, нашел старый пастух, который замешкался откочевать на зимник. Он приютил парня в своей хижине, обогрел и подкормил его. Когда Аюр немного окреп, то рассказал деду свою историю, и тот показал охотнику, как добраться домой, да еще и дал на дорогу сушеного овечьего сыра, лепешек и молока.
Глава 13.
***
– Смотри-ка, деда! Снег!.. – Доржо выглянул из норки и увидел, что за ночь степь как будто укрылась невесомым полупрозрачным покрывалом.
– Да, снег… – вздохнул старый суслик, глядя из-за плеча внука. – Раненько в этом году.
– Вот и лето кончилось… Скоро зима, да?
– Что ж, малыш, все кончается… и сказке нашей скоро конец.
– Жаль!
– Не жалей, Доржо! Будет новая весна, и будут новые сказки!
***
– Ну вот, кирие хан, а кто говорил – Анастас мошенник, Анастас вор?.. —
Хан и греческий мастер стояли у подножия утеса, наблюдая за тем, как рабочие, облепившие золотого идола, словно муравьи, обвязывали его паутиной веревок, укрепляли блоки, снимали леса. – Ни золотого не взял себе Анастас, зато посмотри, какую красоту сделал он для тебя… Совсем ничтожной наградой было бы…
– Погоди, хитрый грек! Работа еще не окончена. Надо поднять моего идола на самую вершину этого утеса, чтоб небо и звезды могли любоваться им…
– Поднимем, мой хан, поднимем! Эй, эй!
По его знаку еще десятки человек сбежались к идолу, и, схватившись за веревки, обливаясь потом, медленно потащили громаду в гору.
Хан, как завороженный, смотрел на статую, сияющую в лучах солнца.
– Вот так и память о тебе будет сиять в веках, мой хан, – хитро ухмыляясь, поклонился ему лукавый грек, – будет сиять, доколе стоит над миром твой Золотой Идол!..
Невесело было долгими осенними вечерами в доме рыбака Тугута. Поначалу тот даже радовался, что небогатый жених пропал, но, глядя, как никнет день ото дня его хохотушка и певунья дочь, как вянет ее яркая краса, он не на шутку забеспокоился. Когда с первыми белыми мухами снова пришел в селенье дед Данзан, рыбак не пожалел уговоров, чтоб только зазвать его к себе на постой. Теперь, как только зажигали светильник, собирался в доме народ, чтоб послушать улигэры и сказки, и девушка стала повеселее. А еще через пару дней забрела старуха-нищенка, попросила поесть и обогреться.
– Входи, бабушка, – пригласила Жаргалма. – Зимуй у нас, негоже в такую пору быть без крыши над головой.
Так дома стало людно. Слышались голоса, снова звучали и смех, и песни… И никто даже не замечал, что Жаргалма совсем не выходит из дома, боится на шаг отойти от юрты и все сидит подолгу у очага, глядя в огонь.
Именно в такой вечер в дверь к ним постучали.
– Кто там? – ворчливо спросил рыбак. – Юрта моя имеет стены, не облака! Неужто еще заявились огольцы сказки слушать? Нет уже места, нет! Завтра придете!
Но Жаргалма вдруг встала и пошла к двери, повинуясь какому-то странному порыву. Дрожащей рукой откинула она полог. На пороге стоял Аюр! Худой, изможденный, но все же живой. Девушка не закричала, не бросилась ему на
