на которое был также приглашен адмирал фон Тирпиц. Казалось, что соглашение на хорошем пути. Мы пошли на уступку, отсрочив постройку трех предусмотренных в нашем законопроекте судов, первого – до 1913 г., а остальных двух – до 1916 и 1919 гг., что, по-видимому, удовлетворило английского министра. В частном, разговоре он заявил о своих чрезвычайно отрадных впечатлениях и выразил глубокую надежду на удачу этих переговоров, которым он придавал всемирно-историческое значение.
Со стороны Германии был составлен обстоятельный проект договора, ядром которого было прочное соглашение о взаимном нейтралитете Англии и Германии. Формулировано оно было следующим образом: «В случае вовлечения в войну одной из высоких договаривающихся сторон против одной или нескольких держав, другая договаривающаяся сторона соблюдает по отношению к первой, вовлеченной в войну, по крайней мере, доброжелательный нейтралитет и всеми силами стремится к локализации конфликта».
Хольден, с своей стороны, предложил следующую формулу: «Ни одна из обеих держав не совершит какого-либо непровоцированного нападения на другую, не будет подготовляться к таковому или принимать участие в каком-нибудь союзе против другой с целью нападения на нее, или вовлекаться в какое-нибудь соглашение относительно морского или сухопутного выступления, направленного к такой же цели, ни единолично, ни совместно с другой державой».
Остальная часть проекта договора посвящена колониальным вопросам, в которых Хольден делал нам многообещающие предложения в компенсацию за уступки со стороны Германии в вопросе о Багдадской железной дороге. Кроме расширения германских колониальных владений в юго-западной Африке на основе соглашения о приобретении португальской Анголы, он имел в виду также предоставление Германии Зензибара и Пембы.
Во время дальнейшего обсуждения формул, предложенных обеими сторонами, английский министр согласился с тем, что его предположение слишком слабо обязывает Англию; однако он с самого же начала объявил, что наша формула слишком широка. Для придания полной ясности своему взгляду он привел несколько примеров. Так, Англия может напасть на Данию, чтобы там укрепиться с целью создания морской базы или чтобы в какой-либо иной неприемлемой для Германии форме произвести на Данию давление; в таком случае Германии необходимо сохранить за собою свободу действий; и в том случае, если Германия нападет на Францию, Англия тоже не может считать себя связанной. Если я не сомневался в том, что пример с Данией имел чисто теоретическое значение, то в иной связи английский министр, по-видимому, серьезно высказывал опасения, что мы нападем на Францию, если только будем уверены в нейтралитете Англии. Хотя при дальнейшем личном общении со мною он и не отстаивал этого подозрения, опровергаемого достаточно самим поседением Германии за последние десятилетия, но зато неоднократно и внушительно подчеркивал, что более близкие отношения с Германией никоим образом не должны идти в ущерб связи Англии с Францией и Россией. При всем этом я вынес впечатление, что Хольден был настроен безусловно доброжелательно. Он делал попытки объединить наши формулы и принял мысль о благожелательном нейтралитете с оговоркой, что он это распространяет лишь на такие войны, в которых договаривающаяся сторона не является наступающей.
В вопросе о флоте, который, как уже было упомянуто, в беседе императора с адмиралом фон Тирпицем и лордом Хольденом принял вполне благоприятный оборот, лорд Хольден признал, что нам необходимо провести новый морской законопроект и иметь третью эскадру. Формирование этой эскадры, правда, заставит Англию усилить свой флот в Северном море, но это для нее не существенно. Самое главное значение он придавал тому, чтобы Англия не была вынуждена отвечать двойным количеством новых судов на сверхпрограммную постройку дредноутов. Он признавал, что английские пожелания о растяжении строительного периода для трех дредноутов, предусмотренных новым законопроектом, будут удовлетворены, если постройка их будет определенно назначена на 1913, 1916 и 1919 гг. Но он только не знает, как посмотрит на это английский кабинет, и потому ставит вопрос, не может ли Германия на ближайшие три года воздержаться от всякой постройки новых военных судов. Если бы мы пришли к political agreement (политическому соглашению), то отношения приняли бы настолько дружественный характер, что усиленное военно-морское строительство в дальнейшем уже не смогло бы им повредить.
Я не входил в обсуждение этих технических вопросов и, с своей стороны, подчеркнул, что, поскольку речь идет о вопросе политического характера, объем political agreement (политического соглашения) будет иметь решающее значение.
Сэр Эдуард Грей в первой своей беседе с нашим послом по возвращении Хольдена выразил свое полное удовлетворение. Он заявил, что сообщение Хольдена о беседе со мной произвело на него глубочайшее впечатление и что он самым настойчивым образом будет способствовать этому делу. Он надеялся, что военную тучу, угрожающую обоим народам, удастся надолго рассеять. Все дальнейшее он поставил в зависимость от более подробного рассмотрения наших предположений. Проявления общественного мнения Англии были также вполне дружественными. В Нижней Палате – Асквит, в Верхней – лорд Крью выразили свое удовольствие по поводу начатых переговоров, и вожди оппозиции – Бонар Лоу и лорд Лансдоун в сердечной форме высказали свое желание достигнуть сближения с Германией. Английская печать воздерживалась от недружелюбных комментариев, но указывала, часто не без известной тенденции, что сохранение безусловной лояльности по отношению к Франции является непременным условием всяких иных комбинаций.
Хотя Хольден лично считал наши уступки в вопросе о флоте достаточными, но английское адмиралтейство при подробном рассмотрении нашего морского проекта, врученного Хольдену, пришло к другому заключению. Вопрос о постройке дредноутов, которому Хольден придавал главное значение, адмиралтейство отодвинуло на задний план, но зато подвергло резкой критике остальное содержание проекта, в особенности усиление экипажа судов. Адмиралтейство утверждало, что, в случае принятия проекта, расход на флот увеличится в Англии свыше чем на 18 миллионов фунтов стерлингов. С несомненностью выявилось недоверие к действительным или воображаемым планам наших морских властей, да и в германских морских кругах появились опасения, что нашим морским вооружениям может быть нанесен ущерб.
Лично я принял решение идти на крайние уступки в вопросе о новом морском законопроекте, если мне удастся создать равносильную компенсацию в виде политического договора. Но как раз в этом Англия не оправдала надежд. После утомительно долгих переговоров сэр Эдуард Грей в конце концов согласился на следующую формулу:
«Так как обе державы одинаково имеют желание обеспечить мир и дружбу между собою, то Англия заявляет, что она не сделает сама, без вызова со стороны Германии, нападения на нее и воздержится от агрессивной политики против последней. Нападение не предусматривается ни в одном договоре или комбинации, к которым Англия в настоящее время причастна, и в дальнейшем она не примет участия ни в каком соглашении, имеющем целью такое нападение».
Эта формула, которая нас
