обратно в прихожую.
— Теперь поняла?
Не в силах сказать хоть что-то, я тупо смотрю на нее. Меня парализовало. Остановка сердца. Прямо сейчас я умираю.
— На, — протягивает она мне телефон, включив какую-то запись. — Послушай и очнись.
«Да пошла она… Если она не понимает, что заебала… эти ее серые глазки… Избавьтесь… Насрать как… Фотки скину…»
Глава 8
Демон
Ушла.
И забрала с собой воздух.
Вот же, только что был. И нету. Я, оказывается, шесть месяцев не дышал. И сейчас готов сорваться вслед. Чтоб еще хоть немного хапнуть, набрать про запас перед неизбежной ломкой.
Давит грудину, кулаки чешутся.
Размахиваюсь и запускаю стакан в стену. Мелким крошевом разлетаются осколки, но облегчения нет. Беру другой, под руку попадается тот, из которого пила Инга.
С цепочкой на дне.
Отпиваю, прижимаясь губами там, где след от помады. И кажется, будто яд снова проникает в каждую клетку, заставляя тело гореть. Даже запах ее духов задерживается в комнате, чтобы продолжать меня изводить.
Тогда, после финального разговора с Ингой, я безвылазно надирался дома неделю, устраивая полный пиздец, как во времена до нее. Нужно было стереть Ингу из памяти, выдрать из себя, пусть с мясом.
Недельный загул не помог. Все равно оставаться там, где она стонала подо мной, врала с нежной улыбкой, клялась, было невыносимо, и я на четыре месяца свалил к отцу в Лондон, где он быстро выбил из меня дурь.
С тех пор мне насрать на все. Плевать. Я умер, сдох. Нет эмоций, зато нет этих сраных фантомных болей.
Так лучше.
Было.
Но Инга появляется под фанфары, и все летит в бездну.
Нихрена не прошло. Не отпустило.
Так же коротит, заливая вены бешенством напополам со жгучим желанием.
И я не могу остановить это. Все катится к ебеням. Процесс запущен.
С тормозами у меня всегда было туго. А Инга нахер вырвала ручник еще давно. Она всегда меня вышибает на раз. С самой первой встречи.
Она меня уже тогда бесила.
Хер знает почему, но бесила.
Тогда еще можно было спастись. Я так думаю. Но это не точно.
Я попал под этот каток.
Сам, блядь, сунул голову в петлю.
В тот день я рано приехал к универу. Притащился и уже сорок минут ждал Рэма. С утра было всрато. Настроение говенное. Семь раз позвонил придурку, семь раз услышал, что он уже выезжает. Бриллиантовая рука отдыхает, как Рэм на выход собирается. Пижон долбаный.
Я отсидел себе в машине всю жопу, вот и выперся из тачки размять булки. Полпачки скурил от безделья. Скоро никотин покапает из носа.
Плюхаюсь на лавку, а напротив на парапете она крутится в попытках сделать удачное сэлфи. Мордаха ее бесит. Такая восторженно счастливая, какая по утрам бывает только у недоумков. Раздражает до невозможности сладенькая улыбочка, широко распахнутые глаза, волосы на ветру, который, мать его, никак не задерет юбку, полощутся, как у Ариэль, если б она была ведьмой. И вайб такой придурошно жизнерадостный.
А я за юбкой слежу как пацан сопливый. Задерется или нет. Короткая, а даже ветром никак не поднимается. Я уже извелся, какого цвета на ней трусы?
Куцая джинсовка распахнута. Сиськи маленькие как я люблю.
Ну нах. В баню!
Не до траха щас. Хотя можно было бы часок скоротать.
И тут она спрыгивает, мелькнув-таки чем-то белым между ног, и подходит ко мне.
— Можешь сфоткать?
И глазки тупит в землю. Я-то взглядом сразу ныряю в вырез. Без лифчика. Стесняшка, твою мать! Сиськи острые натягивают ткань сарафана. Какого цвета у нее соски? Розовые или коричневые?
— Ну давай, — зло говорю я, бесясь на оживающий член. Иначе она так и будет крутить передо мной круглой задницей. Я, блядь, уверен, что это все — для меня спектакль. Но я Маське с утра обещал не грубить никому до обеда.
Она опять забирается на проклятый парапет: за ним спуск на проспект, и все там любят фотаться, типа ка на фоне неба. Срань. Приходится оторвать зад от лавки.
— Готов? — повертевшись, спрашивает коза.
— Угу, — чувствую себя как сраный сталкер с объективом на максимальное увеличение, потому что мне внезапно нравится смотреть на нее в экран. Изврат.
Я прицеливаюсь, а эта коза делает какую-то балетную хрень и застывает в такой позе, что меня прошибает холодный пот. Это какой же талант для койки. Разом представляю, как можно ее стоя, задрав ее ногу на плечо.
Щелкаю и жду, что сейчас заигрывать будет. Вопросики посыплются: «А где я лучше вышла?» … Тут-то я и предложу ей фотосессию на заднем сиденье моего порша.
А эта коза телефончик забрала, поблагодарила и почесала куда-то, разговаривая по мобиле с подругой: «А он че? Угу, а ты че? Да ладно!».
И юбка эта туда-сюда, подол заносит вправо-влево, а не вверх.
А я так и не понял: мне показалась, что трусы белые, или нет?
Задница огонь. Бомба!
Очнулся, когда она завернула за угол. Оказывается, я за ней квартал топал. Дебил.
Тогда и надо было забить, блядь, тревогу.
Врубить сирены, ныкаться в укрытие, бежать от этой гадины.
Нет. Я вперся. По полной.
Хватило еще одной встречи уже в универе, чтобы я пошел напролом.
Придурок.
Она меня так торкала, что клеммы замыкало. Мозг решал лишь задачи, связанные с Ингой Воловецкой. Стоило с ней пересечься, и мой перископ смотрел только в ее сторону.
Было сразу понятно, что это пизда, товарищи. Всем, кроме меня.
Рэм первый прочухал, куда все катится.
— Демон, я задрался торчать на парах романтиков, на хуя мне эта филология? Девки тут унылые, препод лопочет на хер пойми каком… Пошли на маркетинг, хоть Маську посмешим.
