все обиды. Зла мы с отцом не держали ни на кого. А если оно скапливалось, то сразу его выплескивали в атмосферу — и нам тут же становилось легко! А всех вокруг потом долго колбасило от нашей взрывной энергии. Мама всегда жаловалась, что мы с отцом — настоящие энергетические вампиры, а папа называл меня «кишкомотательницей». Еще его дико забавляло, как я приходила на ревизию в мамин гардероб и отбирала у нее наряды. Папа на это говорил: «Неля, опять твоя „рэкетирша“ пришла», и они оба смеялись.
Меня часто спрашивают, не хотелось ли мне пойти по стопам отца — на сцену? А мне от одной только этой мысли всегда было не по себе. Дело в том, что я тоже, как и отец, должна чувствовать — то, что я делаю, должно получаться безупречным. Мысль о том, что я могу хоть одну ноту соврать, бросает меня в дрожь! Ведь я таким образом подвела бы тот высочайший уровень профессионализма, который так достойно пронес мой отец через всю свою жизнь.
Зато я с радостью проявляю совсем другие качества, которые унаследовала и от отца, и от мамы. Я умею так же преданно дружить и очень легко вхожу в контакт с людьми. Отец всегда умел собрать вокруг себя большой и интересный круг общения, и мне тоже очень комфортно в шумной тусовке или в большом коллективе. Эх, жаль, что я не успела вступить в комсомол, наверное, дослужилась бы до самых почетных должностей. Шутка!
А если серьезно, то отец был стержнем, на котором держалась и наша семья, и все окружение. Отец не просто решал за нас все проблемы, а буквально руководил всеми микропроцессами. Более того, когда он ушел, в полной растерянности остались не только мы, его семья, но и его друзья, коллеги. С ним было всем всегда спокойно. Как говорится, все мы жили не тужили. А если возникали какие-либо вопросы, то тут же обращались к нашему Волшебнику, и не было такой задачи, которую он не мог решить. Ну, по крайней мере, на моей памяти таких случаев не было.
А жили мы в настоящей сказке, где и я, и моя королева-мама, и вся наша семья, и все наши друзья, и целый великий творческий цех Советского Союза, и многие отдаленные, случайные люди, которым удалось к нему обратиться, — жили как за каменной стеной.
Долгое время после его ухода мы не могли сориентироваться, как жить дальше. Ведь отец был вездесущий руководитель — нам и думать не приходилось о самостоятельных решениях. Каждый день я просыпалась от звонка по телефону… «Алло, Кузьма (так он меня называл), ты что, до сих пор спишь?!» — грозным голосом спрашивал меня отец. Ощущение было такое, что как будто на меня, спящую, выливали ведро воды — я буквально подпрыгивала от его звонков, а дальше все было почти как в армии… Все были при исполнении своих обязанностей, и я в том числе…
Все вокруг отца выстраивались по стойке смирно и были готовы получить свою дозу критики и нравоучений. Очень странно, но, несмотря на его порой очень даже резкие высказывания, мы не обижались. Или обижались совсем ненадолго. Мы знали, что он, во-первых, очень нас любит, а во-вторых, он был еще более строг и суров по отношению к самому себе. Я бы даже сказала, что он был беспощаден к самому себе. Даже когда он тяжело болел, то через боль вырывался из больницы и буквально доползал до сцены, чтобы подарить свой волшебный голос людям, или уезжал на встречи, чтобы исполнить какое-то нужное, по его мнению, дело…
Порой возвращаясь мыслями в свою счастливую сказку, я вспоминаю свое детство. Мне была отведена жизнь избалованной принцесски. Я видела, что мой отец был всем нужен, а мне тогда еще было непонятно — что же они все пристали к нему?! Не успевал он открыть глаза, а у нас в гостиной уже сидела целая очередь людей, которым что-то было нужно. Стоило папе выйти на кухню и начать завтракать, как к нему выстраивалась очередь.
Я тогда еще не понимала, почему все они лезут к нам на кухню и даже позавтракать спокойно не дают?! Вредничала и висела на папиной шее, беспардонно перебивала взрослых, не понимая, что многие из них были великие деятели искусства, академики, всемирно известные и выдающиеся личности, гении, наконец.
Папа мне позволял множество шалостей, наверное потому, что у него было очень мало времени, чтобы выполнять свои отцовские обязанности: отвозить меня в школу, ходить на родительские собрания, проверять дневник, делать со мной уроки и тому подобное. Зато если ему удавалось вырвать время из своего занятого графика, то он выполнял свой долг, как все рядовые папы. Например, в школе, при подготовке к 1 сентября, он, закатав рукава, принимался мыть окна в классе. Меня, конечно, переполняли радость и гордость, что у меня тоже папа есть и пришел наконец-то в школу. Но понять никак не могла, почему весь женский состав сотрудников школы шепчется, глядя на отца, охает и ахает от того, как он моет окна.
А один раз, во время летних каникул, когда мы отдыхали в Ялте, он проснулся не в духе. Отругал нас с братом за то, что мы лодыри и совсем не делаем уроки, и маме заодно досталось. Он посадил нас всех троих писать диктант и очень долго потом нас позорил, рассказывая всем вокруг, что каждый из нас в слове «яичница» сделал как минимум по одной ошибке, да еще и все разные.
Кстати, об отдыхе. Отец понимал, что все хотят на курорт, а он не умел расслабляться. Но ради своих близких все-таки вытаскивал нас и весь свой ансамбль «Время» с женами и детьми в Крым или в Сочи на так называемый «отдых», а на самом деле — на гастроли. Наш коллектив был почти как цыганский табор! Любимая Неля, мы с братом, самая любимая теща Полина Моисеевна, администратор, звукорежиссер, музыканты, их жены и дети. Куча багажа, концертных костюмов, коробов с инструментами и звуковым оборудованием. Шум и гам сопровождали нас всегда и везде.
Самый звездный курорт был в Ялте. Ох, какие же там были веселые и дружные компании! Одновременно с
