качестве свадебного подарка. Гиасинт приказала разобрать дом — бревнышко по бревнышку — и перевезла его на свою родину в Лувесьенн, неподалеку от Парижа, где заново его отстроила.
Это удивительный старый дом, где Брижит и Мижану провели немалую часть своего детства — с Пасхи и до осени они приезжали сюда с родителями на выходные. Кстати, дом этот до сих пор остается во владении семьи.
Когда девочки повзрослели, их начали отправлять на зимние каникулы в Межев кататься на лыжах, а летом — на несколько недель на юг Франции, где они частенько гостили у друзей семьи в небольшой деревушке Ля Круа-Вальмер, неподалеку от Сен-Тропеза. У этих знакомых был участок на склоне холма, где посреди полей в окружении розовых кустов стояли три мраморных павильона, построенных еще до войны и сильно разрушенных. Там не было ни окон, ни дверей, ни мебели. Дни, проведенные там, детская память сохранила как «восхитительные и полные поэзии». Родители спали в одном из домов, дети — в другом, а третий служил чем-то вроде общей столовой. Соседний пляж был совершенно пуст и целиком в их распоряжении.
Когда девочки подросли, их отдали в Аттемар, частную школу, весьма популярную у парижской буржуазии. Уже сам этот факт свидетельствует о достатке семьи Бардо. Тем не менее, по мнению Брижит, полученное ею образование мало чем могло пригодиться в реальной жизни. Например, секс входил в число запретных тем. Спустя годы первый муж актрисы, Роже Вадим, любил рассказывать историю о том, что Брижит в свои 17 лет была столь наивна, что искренне полагала, будто мыши откладывают яйца.
Как того требовало положение в обществе, а также тогдашние взгляды на воспитание детей, Пилу и Тоти воспитывали дочерей в строгости, стремясь прочно вложить им в души нечто вроде викторианских ценностей, причем это стремление подкреплялось суровой дисциплиной со стороны Тоти.
Именно суровой, иначе не скажешь.
Как-то раз, когда Брижит было семь, а Мижану три, девочки затеяли дома игру, при этом они ненароком задели стол, разбив дорогую восточную вазу. Тоти была на грани бешенства. Брижит получила 50 ударов по мягкому месту, Мижану — с 25. Тоти кричала на дочерей, что это не их дом, что они просто живут в ее доме, и если она захочет, то при желании выкинет их на улицу. Она так и заявила им, что вольна в любую минуту выставить их за дверь. Стоит ли удивляться, что девочек охватила паника. С этого момента, заявила Тоти, они не смеют обращаться к родителям на «ты». Теперь они обязаны обращаться к матери и отцу только на «вы», что обычно принято в разговоре с незнакомыми и малознакомыми людьми.
По правде говоря, подобное наказание произвело на девочек столь глубокое впечатление, что пока Тоти и Пилу были живы, дочери продолжали обращаться к ним на «вы», несмотря на то, что всем остальным говорили «ты».
Для Брижит этот случай явился поворотным моментом в жизни. «С тех пор мы больше не чувствовали себя их детьми. У меня не было такого чувства, что это мой дом, это был дом моих родителей».
Ваза разбилась, а вместе с ней дал трещину и весь мир.
«Она ощутила себя нелюбимой, — замечает ее второй муж, Жак Шарье. — Она сказала мне — впрочем, насколько я знаю, она говорила это и другим, — что с того момента у нее было такое чувство, будто она осиротела. Уже сам факт, что она рассказывала эту историю многим людям, говорит о том, какое сильное впечатление произвел на нее этот случай».
Что ж, если Брижит и имела весьма туманные представления о сексе — по крайней мере к тому времени, как она достигла отрочества, — она успела получить прочные навыки в других областях, а именно в том, что, по мнению ее матери, полагалось усвоить девушке из приличной семьи, проживавшей в 16-м округе Парижа.
Брижит как-то заметила: «Моим родителям хотелось сделать из меня образованную, культурную и, как мне кажется, ужасно нудную особу».
Поскольку Тоти сама училась балету, она стремилась привить Брижит и Мижану любовь к музыке и танцу, и обе сестры с семи лет посещали танц-класс Марсель Бурга, в прошлом звезды Гранд Опера. Надо сказать, что Мижану не блистала особым талантом, а вот Брижит оказалась не лишена дарования, демонстрируя завидную природную грацию, и вскоре приступила к более серьезным занятиям.
Друзья, знавшие сестер в эти дни, дружно заявляли, что из них красавицей была Брижит, в то время как Мижану бог наградил мозгами. Это не совсем так. Мижану была очень даже хорошенькой и, между прочим — по крайней мере, если верить Жаку Шарье, — любимицей семьи. «Родители тряслись над ней».
Поскольку к Мижану относились в некотором роде как к сыну, которого у Пилу так и не было, танцы вскоре уступили место академическому образованию.
«Дело в том, — поясняет Мижану, — что мама, как говорится, решила не класть все яйца одновременно в одну корзину. Мне особенно хорошо давалась математика, и она решила всячески подталкивать меня именно в этом направлении».
Мижану получила аттестат зрелости в 15 лет, то есть гораздо раньше своих сверстников.
В то же самое время Брижит, которая, по ее собственному признанию, в школе не блистала успехами, все сильнее сосредотачивала свои усилия на балетной карьере. В 1947 году, когда ей было всего 13, ей позволили попробовать свои силы на вступительном экзамене в престижную Национальную академию танца. Число мест было ограничено, а отбор — чрезвычайно жестким. На просмотр явились семьсот юных дарований — почти все они были старше и гораздо опытнее Брижит и, главное, получили более основательную подготовку, и тем не менее именно она оказалась в числе восьми зачисленных счастливчиков. На протяжении последующих трех лет она три раза в неделю посещала класс Жанны Шварц, а позднее — блестящего преподавателя, но сущего тирана, Бориса Князева.
Это был странный человек, пожалуй, даже немного сумасшедший, но и сегодня Князева вспоминают как одного из величайших педагогов. Сам он в двадцатые годы был звездой Гранд Опера, причем на сцену вышел поздно, в возрасте 24 лет, что весьма редко для балета. Но что еще более важно, этот русский танцовщик знал, как воспитывать балетную смену, и благодаря своему уникальному таланту взрастил после войны целое поколение артистов балета. При его поддержке одна из девочек, на три года старше Брижит, от балетного станка попала прямо на главную роль в фильме «Американец в Париже» с участием Джина Келли. Это была Лесли
