совершенно неестественно и не свойственно её возрасту, и оказалась между раздвоенных стволов.
Школьница кинулась бежать. В ушах отчаянно бухало сердце, от страха подгибались колени, но треск и шорох за спиной гнал её вперёд. Наконец девочка вынырнула из-за интерната и оказалась на площадке. Там всё ещё горел костёр и сидели довольные школьники, а в воздухе витало такое умиротворение, что произошедшее в колхозном саду казалось галлюцинацией.
В этой роще березовой,
Вдалеке от страданий и бед,
Где колеблется розовый
Немигающий утренний свет…
…пел чистый голос Валентины Михайловны, который так и хватал за живое. Маша вернулась на своё место и никак не могла отдышаться. Она заставляла себя смотреть на воодушевлённую, необыкновенную и волшебную женщину, но чёрная мгла сада, что окружала интернат, тянула внимание на себя.
— Так, ребята, а теперь отбой! — звонко возвестила учительница, а Машу будто прошибла молния. Придётся возвращаться в комнату и ложиться спать, стараясь не смотреть в окна. Ведь они выходили именно туда…
Девочки и мальчики нехотя побрели интернат, изредка и с надеждой оборачиваясь на Валентину Михайловну. Она задумчиво перебирала струны, смотрела на догорающий костёр и не собиралась затягивать новую песню.
Люда зашла в комнату первой, быстро разделась и молча легла. Ириша и Лида ещё переговаривались и слонялись по мелким делам: то причёсывались, то показывали друг другу платья для танцев, то о чём-то хихикали. Маша не спешила ложиться. Сперва она просто сидела на кровати, а затем включила лампу и принялась читать. Но смысл слов не доходил до сознания и вскоре она бросила это занятие, щёлкнула выключателем и уставилась в окна.
— Девочки, вы когда собираетесь спать? — немного раздражённо спросила Люда.
— Да уже ложимся! — весело ответила Ириша и снова хихикнула.
— Вы не одни живёте! Надо и других уважать!
— Да ложимся, успокойся уже, — беззлобно ответила Лида и добавила Ире: — Завтра давай.
Как только погасла последняя лампа и по комнате пролетел облегчённый вздох Новосёловой, Козичева запрыгнула на кровать и открыла форточку.
— Не открывай! — вскочила Маша, подбежала к окну и испуганно оглядела сад.
— Почему? — удивилась Лида и расплылась в довольной улыбке — точно кот, нашедший сметану.
— Просто не надо. Пожалуйста…
— Трус он и есть трус.
— Да не трус я! — возмутилась девочка и подумала, что бы сделала Козичева, если прямо на её глазах женщина пенсионного возраста с лёгкостью сиганула на дерево.
— Быка бешеного испугалась, а теперь чего?
— Да всё равно мне на быка, если хочешь, пошли посмотрим.
— Давай! Завтра вечером! После отбоя!
— Вы спать ляжете или нет?! — приподнялась на локте Люда и сердито нахмурилась. — Завтра вставать в семь утра!
Маша умоляюще покачала головой, смотря на Козичеву, но та ехидно улыбнулась и распахнула форточку ещё сильнее.
— Лида! Закрой! Комары зажрут! Я вчера и так двоих убила, — неожиданно помогла комсорг, и Иванова с благодарностью посмотрела на неё. — Будем днём проветривать, а на ночь закрывать.
Скрипнула железная кровать, и Маша укуталась в одеяло, совершенно не замечая чужое постельное бельё. Сон никак не хотел к ней приходить, а чёрные силуэты деревьев на фоне тёмно-синего неба рисовали отвратительную высохшую женщину с ледяной хваткой.
Глава 4
12 июня 1979, вторник
— Игорёша! — донёсся сдавленный, но удивительно радостный возглас Валентины Михайловны, и Маша открыла глаза. — Ты как здесь? Надолго?
Больше девушка ничего не узнала — послышались торопливые шаги, глухо ударилась дверь, и всё стихло. Маша села на кровати, чувствуя, как боль стискивает мышцы в самых необычных местах. Вот она — трудовая жизнь в колхозе «Заря коммунизма». Из окна в комнату лился застенчивый солнечный свет, а коренастые яблони разбросали ветви под ярко-голубым небом. Иванова сонно бросила взгляд на одеяло. Изнутри медленно, настырно и неудержимо поднималась ярость. Быстрее, чем мозг успел подумать, Маша кинулась к кровати Новосёловой, грубо сдёрнула одеяло и, схватив комсорга за ногу, сволокла на пол.
— Что ты делаешь?! — завизжала мгновенно проснувшаяся Люда. Через секунду по её лицу пробежало понимание, а затем злоба. Девочка одёрнула белую ночнушку и вскочила на ноги.
— Где моё бельё?! — кричала не своим голосом Маша.
— Послушай… Я хочу тебе сказать…
— Где! Моё! Бельё?!
— Маша! Я пытаюсь тебе помочь влиться в коллектив! Понять, что только вместе мы все сильны! Одиночки не выживают!
— Значит, воровством ты решила направить меня на путь истинный?!
— Девочки, что случилось? — в комнату вбежала взволнованная учительница. Со щёк ещё не сошёл радостный румянец, но в глазах уже светилась тревога.
— Она украла мои вещи! — Маша широко расставила ноги, точно боялась упасть, и ткнула указательным пальцем в растерявшуюся Люду.
— Я ничего не крала! — побледнела та, бросилась к своей тумбочке и поспешно достала оттуда белое бельё, свёрнутое в тугой ком.
Валентина Михайловна пригладила юбку, явно не понимая, как правильно поступить, но тут за её спиной показался симпатичный молодой человек, немногим старше девочек, и те испуганно кинулись к кроватям — на школьницах были одни ночные сорочки…
— Игорь, выйди! — строго приказала учительница, и парень вышел, но при этом не забыл улыбнуться перепуганной Маше, что прижала к груди общественное одеяло.
Ириша и Лида не без интереса наблюдали за разразившемся сражением.
— Это воровство! — пискнула Иванова.
— Я ничего не крала! Я лишь хотела, чтобы ты не выделялась!
— А что в этом плохого?!
— Так, девочки… — вздохнула учительница, и её брови строго изогнулись. — Ваши глупые поступки и легкомысленность сами по себе плохо сказываются на всех остальных.
— Но… — попробовала оправдаться Маша. Ей было невыносимо, что она, Валентина Михайловна, разочарована.
— Никаких но! Вы живете в одной деревне, учитесь в одной школе, более того — в одном классе! Неужели вы не можете преодолеть все трудности и постараться найти общий язык?! Жизнь длинная, и никто из вас не знает, где окажется и с кем придётся работать бок о бок!
Новосёлова раскаянно посмотрела на Машу, но та оставалась непроницаемой. Её пальцы добела впились в одеяло, а глаза непримиримо уткнулись в пол.
— Подъём, — чуть более мягким тоном проговорила Валентина Михайловна, завершая инцидент. — Одевайтесь и выходите умываться. Скоро завтрак и пойдём на свёклу.
Как только деревянная дверь глухо хлопнула, Иванова испепелила комсорга взглядом. Она вырвала своё постельное бельё и стала быстро его перестилать. Ириша и Лида молчали.
— Маша… — попробовала заговорила Люда.
— Не смей больше никогда ко мне обращаться!
— Я комсорг! И я лучше знаю, как правильно себя вести! Меня избрал не один человек, а целый коллектив!
— Но не я! Поэтому ты надо мной не властна!
— Ириша, Лида, а вы что молчите? — призвала к поддержке
