Я тоже, мой друг, и держу пари, я боролся с этим даже дольше, чем ты. На самом деле, намного дольше. Я знаю, что это такое - иметь кровь на своих руках. Терять друзей, товарищей. Видеть невинных, оказавшихся в центре всей этой бойни , - задаваться вопросом, не делают ли твои усилия на самом деле еще хуже . Если хотя бы часть тебя не становится тем самым, с чем ты борешься. Это то, что я делаю здесь, у черта на куличках, причина, по которой я применил заклинание, которое в конечном итоге привело сюда и тебя, и твоего друга.
- Я поверю тебе на слово, - сказал Хоутон. - Это все еще не моя война.
- Нет? - Венсит склонил голову набок. - Может быть, так оно и есть. Конечно, зло во многом одинаково в каждой вселенной, не так ли? И, - он посмотрел прямо в зеленые глаза Хоутона, - довольно много детей уже погибло на моей войне. И еще больше из них очень скоро умрут, если не остановить это.
- Дерьмо случается. - Предполагалось, что это выйдет жестко, безразлично.
Это не удалось.
- Да, это так, - сказал Венсит. - Могу я хотя бы показать тебе, о чем я здесь говорю?
Хоутон знал лучше. Он знал лучше, и все же кто-то другой, казалось, контролировал его голос.
- Конечно, - сказал он. - Продолжай. Выкладывай, но тебе придется немного постараться, чтобы перекрыть то дерьмо, которое я уже видел.
- Да неужели?
Венсит странно улыбнулся, а затем его руки задвигались. Они нарисовали в воздухе нематериальный квадрат примерно на уровне груди, около четырех футов в поперечнике и два или три в высоту. Хоутон нахмурился и начал открывать рот, чтобы спросить его, что, по его мнению, он делает, но затем воздух в квадрате, очерченном руками Венсита, казалось, резко заколебался.
Рот морского пехотинца снова захлопнулся, когда эффект пульсации исчез так же внезапно, как и появился. На его месте появились изображения - четкие, кристально чистые, как на любом видеоэкране или телевизоре, которые когда-либо видел Хоутон. И, увидев их, Хоутон почувствовал внезапную, полную уверенность в том, что видимое им было реальной, достоверной записью того, что действительно произошло.
Это была одна из самых ужасных вещей, которые он когда-либо видел.
Кеннет Хоутон видел мужчин, женщин и детей, искалеченных "самодельными взрывными устройствами", минометным и ракетным огнем, артиллерийскими снарядами, бомбами, пулеметным огнем и стрелковым оружием. Он видел ужас, который оставил после себя напалм, неописуемые ожоги от белого фосфора. И все же это...
Он смотрел на изображения Венсита и видел жестокую схватку с мечами, топорами, пиками и алебардами - чистую, личную бойню, когда острая сталь рассекает плоть, достаточно близко, чтобы кровь врага брызнула человеку в лицо и глаза. Он видел ураганы стрел и грохочущую кавалерию. Он увидел фонтаны пламени, которые, как он почему-то знал, были порождены тем же самым "колдовством", которое привело его в этот мир, в это место. И он увидел другие языки пламени - языки горящих городов и деревень, их улицы, усеянные телами тех, кто когда-то жил в этих пылающих домах. Он видел тела женщин, матерей, изрубленных, когда они бежали с детьми на руках. Он видел детей, которых они пытались спасти. Он видел смеющихся воинов, бросающих кричащих детей в огонь. Он видел залитые кровью алтари, окруженные расчлененными телами жертвоприношений, в то время как еще больше отчаянно сопротивлявшихся жертв тащили навстречу своей судьбе. И он увидел... существ, для которых у него не было названий - существ из самых темных глубин кошмара - убивающих, калечащих, пожирающих. Он видел, как их направляли, контролировали во время их резни.
И он увидел мужчин - и женщин, - которые противостояли волне резни и тьмы. Он наблюдал за ними, узнавал железную решимость и необузданное мужество, которые удерживали их на ногах перед лицом этой лавины ужаса, когда простое здравомыслие, должно быть, взывало к ним бежать, спасая свои жизни. Некоторые из них казались окутанными сверкающими коронами голубого света, похожими на какую-то молнию. Другие были просто мужчинами и женщинами, без света, без особой ауры. Только мужчины и женщины, которые не могли позволить Тьме восторжествовать без сопротивления. Которые должны были столкнуться с этим лицом к лицу.
И которые погибали, сражаясь с этим.
Он видел все это, и только гораздо позже он понял, что то, что, казалось, заняло несколько часов в то время, не могло длиться более нескольких минут.
А потом, так же внезапно, как и началось, все закончилось. Образы исчезли, и он обнаружил, что смотрит в горящие диким огнем глаза Венсита из Рума.
- Это моя война, артиллерийский сержант Хоутон, - сказал волшебник очень, очень тихо. - И это война, на которую мой друг отправляется совсем один.
II
- Я думаю о том, как что-то новое добавляется в горшок, - сказал Базел Бахнаксон своему коню.
За исключением, конечно, того, что великолепный чалый жеребец под его седлом не был конем. На самом деле Уолшарно, сын Матигана и Йортандро, был сотойским скакуном, намного крупнее любой простой "лошади" и таким же умным, как любая из человеческих рас. И, подобно градани с лисьими ушами в седле, защитником бога войны Томанака.
<И какому же внезапному гениальному порыву мы обязаны этим конкретным наблюдением?> - спросил мягкий голос глубоко в мозгу Базела.
- Тот факт, что мы видим, как к ним присоединяется еще одна целая партия отпечатков копыт, - ответил он, махнув рукой на след из вытоптанной травы, неуклонно ведущий на юго-восток от небольшого возвышения, на котором они остановились. К нему только что присоединилась вторая тропа, идущая под углом с запада.
<Ах, это.>
- Да, это, - сардонически согласился Базел.
<Ну, может быть, их будет достаточно, чтобы они мешали друг другу>, - предположил Уолшарно.
- И если ты хочешь в это поверить, то у меня есть кое-что на Вурдалачьей пустоши, что я мог бы отдать тебе по дешевке.
<Я никогда не говорил, что думал, будто это произойдет именно так. Я просто указал, что это возможно.>
- Да, так ты и сделал. И что касается принятия желаемого за действительное, то, на мой взгляд, это не менее вероятно, чем решение короля-императора о принятии меня в качестве своего наследника.
Уолшарно подул через ноздри, качая головой с лошадиным весельем, и Базел усмехнулся. Не то чтобы кто-то из
