собой от излишнего людского любопытства и нескромных взглядов. Что и говорить, к этому делу они подготовились от души: на каждой была и свободная рубаха, и расшитый узорочьем запон, и высокая кика, и широченный платок… Обступив девушку с трёх сторон, няньки почти полностью скрыли её от белого света, а белый свет — от неё. Впрочем, Краса была этим не слишком расстроена: из-за дурацкой чадры она всё равно не могла видеть, что делается вокруг, а впереди ей надёжно заслоняла обзор широкая спина Стины.
Так, в кольце тормальских нянек, она почти вслепую миновала красные сени, вышла в просторную встречную залу, а потом перед ними распахнули высокие двери в большую приёмную, где уже во всю шёл пир, и распорядитель звучно объявил: «Госпожа Услада Радогостовна, княжна Ольховецкая и всего Приоградья». Вот теперь Красе действительно стало жаль, что из-под чадры так мало видно. Чувствовалось, что народу вокруг довольно, но притом гости вели себя на редкость тихо, не так, как бывает иной раз на пирах. Накрытые столы, как всегда, тянулись вдоль стен, пол усыпали ароматные травы, играла музыка, но было и кое-что необычное: посреди зала зачем-то соорудили помост с балдахином. Именно к нему няньки подвели княжну. Затем Стина с поклоном отступила в сторону и едва заметно подтолкнула Красу вперёд. Одолев три крытые ковром ступеньки, та оказалась посреди квадратной площадочки, как раз перед приподнятым над остальными княжьим столом. Расстояние от помоста позволяло сидящим рядом с князем видеть девушку в полный рост.
Остановившись, Краса привычно низко поклонилась и только после сообразила, что она теперь — княжна, а значит, это ей должны кланяться все, кроме самого князя. Вот тогда она поняла, что за странные шорохи сопровождали её перемещение по залу: это гости поднимались с мест и кланялись, приветствуя княжну. Обычно весьма приветливый, на этот раз Радогост ничего не сказал своей дочери, только отозвался на её поклон снисходительным кивком. А сидевший рядом с ним гость, едва скользнув по девушке равнодушным взглядом, повернулся к хозяину и сказал:— Твоя дочь скромна и почтительна, как подобает достойной невесте. То, что она согласилась украсить наш вечер, большая честь для меня и моих людей.
И пир продолжился, как ни в чём не бывало, а Краса осталась стоять посреди зала на возвышении, словно сахарная куколка на свадебном пироге. «Ракш подери, — подумала она досадливо, — кто же знал, что у этих дикарей до сих пор в ходу обряд любования невестой. Спасибо хоть ведро с молоком не всучили.** Надо было поесть заранее и смотаться в отхожее место… Одно радует: из-под чадры я смогу сколько угодно разглядывать Уськиных будущих родственничков. Интересно, который из них Идрис?»
Видно Красе было не многое, наблюдать она могла только за княжьим столом да ближними к нему краями столов гостевых. На первый взгляд кравотынские гости показались ей похожими между собой, словно родные братья: все, как на подбор, поджарые и крепкие, в дорогих, но тёмных полукафтанах, смуглые и носатые, словно стая ворон. И среди них совсем не было женщин. Зато мужчины, в отличие от приоградцев, вели себя сдержано, в еде соблюдали умеренность, а хмельного не брали в рот вовсе. Огорчало, правда, то, что все сидевшие за столами были уже в зрелом возрасте. Молодые парни стояли позади, по мере надобности прислуживая своим старшим, а в остальное время неподвижно замирая за их спинами. Сидевший за княжьим столом неприятный дядька с резкими, хищными чертами и волосами, серебряными от седины, как видно, был сам Адалет. Краса невзлюбила его с первого же взгляда: уж больно самоуверенное выражение красовалось на лице амира, словно тот своим присутствием делал всем великое одолжение. «Если таков папаша, то каков же тогда сынок? — размышляла Краса, изо всех сил стараясь соблюсти пристойную неподвижность и не вертеть головой. — И неужели он ещё старше моего Венселя? *** А что, вполне возможно. Этому противному Адалету, судя по всему, накапало за пятьдесят, так что его старший сын вполне мог разменять четвёртый десяток хлябей. Вот ужас-то… А если он ещё и с виду такой же ракшас сушёный?»
Стоять пришлось долго. К концу пира любопытство схлынуло без следа, и только упрямство пополам с вредностью держали Красу на ногах. Ей уже очень хотелось поскорее увидеть заранее ненавистного Усладиного жениха и устроить ему такие смотрины, чтобы навсегда отвадить от приоградских невест. Наконец, Адалет отодвинулся от стола и сказал князю:— Благодарствую, хозяин. Хорошо твоё угощение, и дочь хороша, как Дева Луна. Но теперь хочу говорить с тобой о деле. Позволишь ли моему сыну взглянуть твоей дочери в глаза?— Пусть придёт и убедится, что дева достойна его, — ответил князь положенной фразой.
В тот же миг слуги опустили шёлковые занавески балдахина. Краса оказалась в уютной комнатке, со всех сторон закрытой от посторонних глаз. Правда, осмотревшись, она заметила, что фонарь, поставленный чьей-то заботливой рукой у её ног, делает возможным для находящихся снаружи видеть её тень. Поэтому девушка осталась стоять неподвижно, даже не откинув с лица чадру. Это неожиданно понравилось Адалету: обострившимся слухом оборотня Краса уловила, как он одобрительно прищёлкнул языком. Потом раздались чьи-то неровные шаги, одна из штор слегка приоткрылась, и на помост вошёл парень по виду не старше самой княжны. Этого юнца Краса видела в зале, но приняла скорее за оруженосца: во время пира он прислуживал Адалету, стоя у того за спиной.— Ты Идрис? — удивлённо спросила она, поднимая чадру.— А ты ждёшь кого-то другого? — едко поинтересовался он, а потом, разглядев её наряд, замер с широко распахнутыми глазами. И пожалуй, было от чего: тончайшая камиза с глубоким вырезом красиво обрисовывала пышные формы девушки вместо того, чтобы скрывать их, а густые, тяжёлые каштановые пряди, не уложенные в косу, свободно рассыпались по плечам.— Чего уставился? — прошипела Краса, торопливо прикрываясь краем накидки.— Так я, вроде, и должен смотреть, — ответил жених. По губам его невольно расползлась глупая улыбка. А вот Краса от увиденного вовсе не пришла в восторг. Усладин суженый, без сомнения, был похож на своего отца: то же резкое, носатое лицо, близко посаженные чёрные глаза, жёсткие волосы, собранные на затылке в хвост… Разве что мастью он был малость светлее прочих кравотынцев, да ещё по сравнению с Адалетом, старым воином, телом похожим на тонкий, но прочный клинок, Идрис был слегка рыхловат. И на ходу заметно прихрамывал.— Посмотрел? Свободен, готовь отступное!Понимая, что шёлковые занавески — плохая
