Деревянные части здания поросли мхом. Его мягкая темная зелень густо устлала подоконники, облепила каменное обрамление главного входа. Внутри пахло плесенью. Едва стеклянная дверь за Ситоном захлопнулась и он оказался в холле с моргающими флуоресцентными лампами, как сразу почувствовал легкий гнилостный запах. Пол чуть замешкался, гадая, в какую сторону идти, чтобы отыскать пресловутого этика. В уходящем в темноту длинном коридоре было пусто. Ситон двинулся вперед, на ходу заметив, что двери кабинетов по обе стороны коридора пронумерованы, но без табличек с именами. Запах плесени усиливался. Ситон набрел на две двери с обозначением «WC» и символическими мужской и женской фигурками. Он направился в мужскую уборную.
Фаянсовые писсуары тут и там обметала плесень, капающие медные краники над раковинами были поражены грибком, а зеркала были покрыты черными пятнами. Все это Ситон рассмотрел в скудном освещении аварийной лампочки, торчащей из штукатурки над дверью. Лампы дневного света здесь почему-то не горели. Он спокойно справил нужду, неторопливо вымыл руки и вытер их бумажным полотенцем из диспенсера. Бумага на ощупь казалась пыльной. Наибольшее отвращение у него вызвали зеркала над раковинами, выстроившимися у стены. Возникало почти непреодолимое желание в них посмотреться. Войдя, он ненароком взглянул в одно из них и в его темной глубине уловил как будто мимолетную ухмылку. Да, играть в гляделки со здешними зеркалами слишком опасно.
Ситон скомкал в руке бумажное полотенце и хотел бросить его в прикрученную к стене урну. Но не попал. Он уже взялся было за ручку двери, как вдруг услышал в одной из кабинок сдавленный смешок. Оказалось, что кабинка заперта изнутри, и только теперь Ситон почувствовал, как сильно в туалете пахнет ароматным табаком — очевидно, турецким или египетским Пол наклонился и заглянул под дверь кабинки, где обнаружил ноги в начищенных кожаных ботинках. От ботинок поднимались вверх надетые с напуском архаичные серые холщовые гетры. В тусклом свете аварийной лампочки Ситон разглядел также ряды мелких пуговиц на туго обтянутых щиколотках. Затем одна нога поднялась, явив взору кожаную подошву башмака, и топнула об пол. Обитатель кабинки вновь фыркнул.
— Моя взяла, — послышался раскатистый голос.
Ситон выпрямился и покинул уборную, стараясь по возможности не терять самообладания.
Кабинет преподавателя этики он обнаружил в самом конце коридора. Профессор Кларк сидел за письменным столом. На книжных полках стояли фолианты с его фамилией на корешках и кое-какие фотографии, где он был запечатлен на официальных мероприятиях, облаченный в академическую мантию. На столе горела лампа Колмана, и в ее ровном ярком свете тени в кабинете казались еще глубже. Блики света играли и на стеклах очков профессора, и поэтому по глазам невозможно было ни прочитать его мысли, ни понять его настроения. Судя по тронутой сединой шевелюре и бакенбардам, ему было хорошо за пятьдесят. Вид у профессора был помятый, изможденный — совсем не такой, как на фотографиях. Ситону было его искренне жаль. За окном открывался вид на темные стволы деревьев. Профессор откашлялся, встал, подошел к окну и в задумчивости посмотрел во двор.
— Известно ли вам, мистер Ситон, что в Суррее произрастает больше деревьев, чем в любом другом графстве Англии?
— Нет, профессор. Этот факт мне неизвестен.
— Ирландский акцент. Вы из Дублина?
— Из Дублина. Правда, родился я в Брее. Это к югу от Дублина, на севере графства Уиклоу.
— На побережье.
— На побережье.
Профессор кивнул. Он все так же, не отрываясь, глядел в окно.
— В Суррее, конечно же, никакого моря нет. Нет ни солончаков, ни береговых ветров. Что, возможно, объясняет плотность древесного покрова.
Ситон промолчал.
— Этот лес на холме вырос задолго до основания здесь университета и, думаю, намного его переживет. Вы со мной согласны?
— Вполне возможно, профессор. Я бы даже сказал, вероятность этого не подлежит сомнению.
— Энтропия, — объяснил Кларк.
— Что-что?
— Вчера приходили рабочие с брандспойтами. Их обычно используют, чтобы смывать граффити со стен. Но здесь они нужны для очистки учебных корпусов от мха. В последнее время приходится все чаще их отскребать. А к утру мох снова нарос.
Ситон сидел, уперевшись локтями в колени. Он устал изучать профессорскую спину и принялся разглядывать свои руки.
— Каждый день приходит электрик. Каждый день уборные надраиваются и дезинфицируются. И все впустую. Энтропия, мистер Ситон. Поломка матрицы. Погружение в хаос.
Ситону было слышно, как потрескивают, моргая, флуоресцентные лампы в коридоре.
— Это не энтропия, профессор.
Профессор Кларк отвернулся от окна и, сняв очки, в упор посмотрел на Ситона. В свете лампы Колмана его глаза казались невероятно синими, а взгляд, как отметил про себя Ситон, слишком бесхитростным для человека, преподающего этику.
— С деревьями что-то не так, — предположил Кларк. — И в самом здании, наверное, есть что-то такое. А может, все это мне просто кажется?
— Боюсь, куда серьезнее.
— Вы боитесь… — простонал профессор, снова сев за стол.
— Что на вас нашло, когда вы повели их в дом Фишера?
— Вы можете мне помочь, мистер Ситон? Хоть кому-нибудь из нас? Вы похожи на священника. По крайней мере, на киношный образ священника. Этакий суровый мыслитель-богоборец, несущий пламя своей веры, которое вспыхивает еще ярче в оптимистическом финале картины.
«Да он же пьет! — догадался Ситон. — Скорее всего, водку».
Запаха спиртного Пол, впрочем не почувствовал. Все, надо уходить. Здесь ему делать больше нечего.
— Нет, профессор Кларк, я не священник.
— Но вы католик.
— Это не слишком помогает, — улыбнулся Ситон.
— Вы все же живы. А вы туда тоже ходили.
Глядя на обреченного человека, стоящего перед ним, Ситон повторил вопрос:
— Что заставило вас отвести туда этих девушек?
— Приглашение, разумеется, — ответил Кларк. — Я повел их, потому что нас туда пригласили.
Ситон помолчал, пытаясь переварить услышанное.
— Могу я узнать, кто именно вас пригласил?
— Питер Антробус. Аспирант философского факультета. По крайней мере, он так отрекомендовался. Но мне кажется, имя это вымышленное, и корочки у него были такие же фальшивые, как и те, что вы мне только что предъявили.
Эти слова заставили Ситона снова опуститься на стул.
— Расскажите мне все, профессор. Начните с самого начала. Я хочу услышать от вас все, что вы знаете об этом самом Питере Антробусе. И я непременно услышу. Вы, конечно, пьяны, но все же не настолько забыли этику, чтобы не понять: вы в моральном долгу перед теми девушками.
