идут они из магазина, несут сумки, а навстречу мама Лены Гартман, Лилиной одноклассницы и приятельницы. Лена всегда на перемене угощала Лилю мандаринами.
Мамы остановились и принялись болтать.
–Какая у вас доченька молодец, помощница, – сказала мама Гартман.
– А ваша что же, не помогает? – спросила Лилина мама.
– Что вы, когда ей, у неё столько занятий! Музыкальная школа, английский, теннис! Даже уроки учить некогда!
– А моя круглая дура и лоботряска, двоечница, – сказала Лилина мама.
– А моя такая умница, талантливый ребёнок! – сказала мама Гартман.
– Какая же она у вас умница, тоже двойку получила, – сказала мама Лили.
– А это учителя её не понимают, она же гениальный ребёнок! – Похвасталась мама Гартман.
– Да, а моя дура, – сказала мама Лили. – И лентяйка.
Лиля покраснела, на глазах выступили слёзы.
Ночью она плакала в постели, прижимала к себе медведя Федю, и думала о красавце Эдике. И о щенке, пушистом, ласковом, который у неё обязательно будет. Она этого добьётся.
Эту четверть она закончила на одни пятёрки. Показала родителям дневник, и, сияя от счастья, спросила:
– А когда пойдём покупать щенка? Сегодня?
– Какого щенка? – удивилась мама.
– Пушистого, – ответила радостно Лиля. – За пятёрки.
– При чём тут твои пятёрки? – спросила мама.
– Ну, вы же мне обещали, что если четверть на пятёрки, то щенка купите! – воскликнула Лиля.
– С ума сошла, что ли? Не могли мы тебе этого обещать, – бросила мама, и ушла в свою комнату.
Лиля заплакала. Опять обманули! Мечта о щенке рухнула, рассыпалась в прах! Зря старалась. «Теперь вообще на одни двойки учиться буду, даже на колы!» – с горечью решила она.
А потом было смешное. В дверь позвонили, мама открыла. На пороге стояла какая-то накрашенная молодая тётка. Она с ходу заявила маме:
– Оставьте в покое вашего мужа! Что вы в него вцепились и держите, он вас с трудом терпит. Его от вас тошнит. Он меня любит, а вы вцепились и не отпускаете.
– Бертик! – крикнула мама. – Иди сюда! Оказывается, я в тебя вцепилась и не пускаю к этой вот! Тебя от меня тошнит, так, значит?
Вышел папа, увидел эту тётку, весь позеленел от злости, размахнулся и как даст ей кулаком в лицо, она так и отлетела, и покатилась с лестницы. Потом он повернулся к маме и сказал:
– Это какая-то сумасшедшая, шизофреничка, я её не знаю.
Лиля выглядывала из детской и хихикала. «Сейчас будут разборки», – думала она.
Разборки у них порой случались. Оба талантливые, темпераментные, они, бывало, бурно выясняли отношения. На пол летели и разбивались настольные лампы, вазы. Но им было хорошо друг с другом, интересно. Только дети мешали, раздражали, тормозили их творческую и интимную жизнь. Свободнее было, когда дети находились в школе. Но они часто болели, и это раздражало и злило Викторию и Альберта. Больных детей закрывали в комнате, ставили им на тумбочку большой чайник с лимонной водой и клали аспирин и антибиотики. Правда, дети ходили в туалет, лезли на кухню за сладким, не давали покоя. Только когда температура зашкаливала, они лежали в отключке, и это освобождало писателей. Но как только дочери или сыну становилось чуть лучше, их тут же, недолеченых, выпихивали в школу. Через пару недель кто-то из них снова заболевал. Виктория приходила в ярость и говорила мужу:
– Зачем только мы завели их! Это огромная ошибка! Мы творческие люди, нам не до них. Мы не имели право их заводить!
Тогда Альберт звонил в Калинин тёще и рассказывал, как они с женой страдают, и повторял её слова, и умолял забрать детей. В ответ он слышал:
– Ну, вы же их сами родили, это же ваши кровиночки, ваши детки, они должны жить с вами!
Альберт только руками разводил. Он недолюбливал тёщу, а в такие моменты просто ненавидел её! Да как она не понимает! Они же творцы, гении, им нужна помощь! Двум бабам калининским одиноким и делать-то нечего, даром небо коптят, пусть внуков растят лучше, чего, в самом-то деле!
В октябре папа вместе с творческой группой улетел в Казахстан выступать. Поэтов отправило туда Бюро Пропаганды Московского Союза Писателей. Мама скучала без него. И занималась воспитанием детей. За ужином она рассказывала страшные сказки про чудище с горящими глазами, которое пожирало людей. У Лили мурашки по спине пробегали от ужаса. Очень уж живо и ярко всё стояло перед глазами. Это чудище проникало в дома, и рвало всех на части, а кишки наматывало на свои огромные когти!
А потом мама принялась шептаться с Лёней.
– О чём ты там, ма, скажи вслух, – попросила Лиля.
– Да так, про мелочи, – сказала мама. – Лиля, принеси мне из большой комнаты бусы и клипсы. Она там, на столе, и побыстрей давай, свет не зажигай.
Лиля помчалась в родительскую спальню-кабинет. Вбежала, и остолбенела. Там было чудище! Глаза и зубы горели бело-зеленоватым светом в темноте! У неё захолонуло сердце, прошиб пот. И она с дикими воплями помчалась назад.
– Там чудище! – закричала она.
– С ума сошла, что ли, – сказала мама. – Лёня, принеси хоть ты.
– Нет, не ходи, оно тебя разорвёт! – Лиля вцепилась в брата.
– Ну, пошли, посмотрим, – сказала мама.
Они вошли в комнату. Мама зажгла свет. Там стоял стул, на нём – диванная подушка, и к ней были прикреплены фосфорные бусы – словно оскаленные зубы, и клипсы – словно глаза. Они светились в темноте. Всё оказалось просто и не страшно. Но Лиля никак не могла прийти в себя от пережитого ужаса. Мама с Лёней смеялись. «За что она со мной так?» – думала Лиля. – «Почему?»
Всю ночь за ней гонялось чудище, Лиля задыхалась во сне и крепко прижимала к себе потрёпанного плюшевого медведя Федю.
Однажды в класс пришли две девушки. Они поговорили с учительницей, и объявили, что набирают детей в группу лепки во Дворец Пионеров. Лена Гартман сразу же записалась, и тогда Лиля тоже. Она старалась подражать Лене, но не очень получалось. «Вот бы стать такой, как она!» – мечтала Лиля. – «Какие у неё красивые волосы, чёрные как ночь, блестящие, длинные, завязанные в высокий пышный хвост! Какая она смелая, решительная! Все мальчишки в неё влюблены! Какие у неё красивые заколки, ни у кого таких нет, и где только она их взяла?» Спросить об этом она не решалась. Лена была её приятельницей, и Лиля боялась показаться глупой. Поэтому она обычно помалкивала. И мечтала: «Вот если бы стать такой, как Лена, тогда бы Эдик обратил на меня внимание, конечно же! Он бы сразу
