– тусклым голосом попросил он.
Кьёрнвинд кивнул и быстро обошёл огороженную территорию, собрав тех, кто изначально был поставлен в дозор. Они вернулись во двор минут через пять; к этому времени рядом с Нагренмеллом стоял солдат, удерживающий на плече ребёнка с мешком на голове и связанными руками. Кьёрнвинд усмехнулся: они бы ещё в цепи сопляка заковали!
– Дело сделано, – проскрипел Нагренмелл, обведя взглядом оставшихся членов отряда. – Собираемся, подчищаем следы и уходим. Кьёрнвинд, когда мы будем уходить – подожги дом. Свидетели не нужны.
С того момента, как Кьёрнвинд ушёл, он побледнел ещё сильнее, поэтому солдат, глубоко вдохнув, выпалил:
– Командир, а раз свидетели не нужны, так может, мы напоследок развлечёмся, а? Чего добру зря пропадать?
Нагренмелл прикрыл глаза. Он был серьёзно ранен и окружён семью солдатами, которые его не очень-то жаловали, и глаза их недобро сверкали, ожидая ответа командира. Взвесив ситуацию, он принял единственно верное решение:
– Ну, если вам так хочется войти – как я могу мешать, – он сделал приглашающий жест в сторону двери.
Кьёрнвинд первым ломанулся в дом. За ним двинулись остальные. Кто-то в предвкушении развлечений радостно потирал руки, с другой стороны раздался довольный смех. Скопившееся напряжение требовало выхода, и солдаты знали, как от него избавиться.
Последним в дверь вошёл мужчина, который принёс на плече ребёнка. С разрешения Нагренмелла оставив парнишку во дворе, он направился следом за остальными. Шёл он не слишком охотно: то, что они собирались совершить, не казалось ему чем-то правильным, но и отбиваться от коллектива он не хотел.
Они все были на кухне. Когда солдаты вошли в комнату, Кьёрнвинду показалось, что он услышал одинокий стук со стороны входа, но он не придал ему значения. Он был в ярости.
Женщина лежала рядом с дочерью и сыном. Со стороны могло показаться, что они просто уснули – настолько умиротворёнными выглядели их лица. Идиллию нарушали три кровавых росчёрка, по одному на каждую шею.
С другой стороны дома тоже послышался стук. Кьёрнвинд повернулся ко входу. Нагренмелл, этот ублюдок, он убил их, когда Кьёрнвинд собирал остальных солдат!
– Ну, сука, – зло сплюнул Кьёрнвинд и стремительно направился к двери, походя махнув остальным. – Идём, парни! Добьём раненую падлу.
Злость внутри него смешивалась со страхом. Он ещё помнил, как Нагренмелл сражался; не истекай он кровью, Кьёрнвинд не пошёл бы против него даже с целым отрядом. Но сейчас…
Он толкнул дверь, намереваясь высказать командиру всё, что о нём думает, но она не поддалась. Он толкнул сильнее – бессмысленно. Добротно сколоченная дверь держала крепко.
– Нагренмелл! – взревел Кьёрнвинд, разъярённо колотя по дереву. – Что это значит?!
Он думал, что ему не ответят, когда со двора донёсся усталый, скрипучий голос:
– Ты прав, Кьёрнвинд. Свидетели не нужны.
В ноздри ударил едкий запах гари. Кьёрнвинд бешено врезался в дверь, пытаясь выбить её. Не сработало.
– Тут должна быть запасная дверь! Скорее! – Джером, один из самых старых солдат в отряде, бросился в другую сторону. Дверь обнаружилась в кладовке сразу за кухней. Кьёрнвинд восторжествовал, оттолкнул Джерома, вцепился в дверь, чувствуя, что ему уже не хватает воздуха, а одежда пропитывается потом.
Дверь была заперта.
Комнаты заполнились густым дымом, перемежаемым пламенными всполохами. Горький запах проникал в ноздри, пепельным привкусом оседал на горле. Дышать становилось всё сложнее.
– Подвал! – вспомнил Кьёрнвинд. Скорее, в подвал!
Они подняли люк. Места в подполе было немного – ровно столько, чтобы хватило на пятерых, если потесниться. Кьёрнвинд задержался на месте, пропуская остальных вперёд.
Их было семеро.
Топор с хрустом врезался в затылок Джерому. Он всё равно был старше всех остальных, рассудил Кьёрнвинд, а значит, и к смерти был ближе прочих. Лезвие с противным всхлипом покинуло проломленный череп.
Следующий солдат начал оборачиваться на шум, но оказался не слишком расторопен. Взметнувшись, топор врезался ему в переносицу, проламывая лицевые кости, разбрызгивая кровь.
Кьёрнвинд отпихнул обмякшее тело в сторону. Остальные солдаты ошарашенно смотрели на его окровавленные руки.
– Чего? – буркнул он, спрыгивая вниз. – Кто-то должен был это сделать. Семеро бы здесь не выжили.
Но и пятерым выжить не удалось. Разыгравшийся не на шутку пожар уничтожил пол и завалил подвал горящими обломками балок. К утру на месте добротного дома осталось жалкое пепелище.
***
Гемрик очнулся от тряски. Это ощущение было ему хорошо знакомо – все последние дни он проводил, сидя в седле перед отцом. Разве что его голова никогда прежде не болела так сильно, как сейчас.
Он опустил глаза вниз. Седло обычно тоже было другим, не таким потрёпанным, а лошадь под ним всегда была чёрной, а не рыжеватой. И руки, придерживающие его сбоку, никогда не казались настолько тонкими и костлявыми.
– Проснулся? – осведомился сухой, скрипучий голос за его спиной. Так могло звучать треснувшее дерево, качнувшееся на ветру: – Отлично. Тогда сделаем привал.
Мужчина ловко спрыгнул с лошади. Он не был молод, но двигался плавно и чётко, словно каждое движение было отточено им до мелочей. Он протянул руки к Гемрику:
– Ну, давай, я помогу тебе спрыгнуть.
Гемрик не шелохнулся.
Худощавый мужчина закатил глаза, и мальчик заметил, что они покраснели, подёрнулись сеткой полопавшихся капилляров. Похоже, он сильно устал.
– Кто ты? – почти не подрагивающим голосом спросил Гемрик.
– Друг.
– Где мой отец?
– Его нет.
Гемрик сглотнул подступивший к горлу ком.
– А остальные? Солдаты?
– Я их убил.
Мальчик замолчал. Он знал, что нужно спросить что-то ещё, потянуть время, чтобы пугающий человек держался от него подальше, но в голову не приходило ни одного толкового вопроса. Помощь пришла от самого мужчины:
– Все, кто был в том дворе, погибли. Остались только мы. Нам стоит держаться вместе, как думаешь?
Гемрик серьёзно посмотрел на него. Он чувствовал, что сейчас происходит что-то очень важное, такое значимое, что от этого будет зависеть вся его дальнейшая жизнь.
– Думаю, ты прав, – по-взрослому кивнул он. И тут же спросил, проморгавшись, чтобы не показать предательски выступивших слёз:
– А ты знал моего отца, да?
Человек улыбнулся, скривив уродливый, толстый шрам на
