дико и плохо без него.
Я научилась жить одна, но я не разучилась его любить. Иногда мне до боли хочется его увидеть. Просто издалека…или услышать его голос. Ненавижу себя за это. Ненавижу каждую мысль о нем и не могу с этим справиться. Мое сердце разодрано оно не зажило, оно все так же кровоточит, оно болит, саднит, ноет, рвется на части снова и снова. За все месяцы Максим ни разу не дал знать о себе. Он забыл меня, вычеркнул из своей жизни. Я даже «видела» его мысленно в каком-то ночном клубе с неизменной сигарой в зубах, блеском в порочных синих глазах, высматривающего очередную жертву…а, возможно, он счастлив с другой женщиной…Вспоминает ли он обо мне? О нас?
Ответ очевиден, как то, что я живу – нет. Когда Максиму кто-то или что-то нужно, он достанет это из-под земли. А, значит, я ему не нужна, если так легко смог забыть и жить где-то вдалеке, не вспоминая ни обо мне, ни о детях, а я, глупая и жалкая, воспоминаниями рву душу в клочья.
Положила сигару обратно и, судорожно вздохнув, села за стол, раскрыла коробку. Все аккуратно сложено в папки. Я доставала их и перекладывала на стол, листая документы.
На глаза попалась папка «Личное». Открыла. Совершенно пустая. Только запечатанный конверт. Взяла его в руки увидела написанное от его руки «Дарине».
Осторожно вскрыла конверт, и он выпал у меня из рук, подняла с пола и достала письмо. От первых же слов перед глазами все поплыло. Зажмурилась, пытаясь взять себя в руки…
«Здравствуй, Даша! Знаю, сейчас ты не просто удивлена, ты буквально ошарашена, получив это письмо. Но, поверь, твои удивление и растерянность ничто по сравнению с тем, что сейчас чувствую я. Сам не знаю, зачем пишу сейчас его. Может быть, оно так и останется в ящике моего стола; может, я сожгу его сразу после написания или на следующий день…А, может, мне всё-таки хватит смелости, или, скорее, наглости отправить его тебе. И тогда ты сможешь прочитать, если, конечно, захочешь после всего, что произошло, в чём я теперь начал сомневаться.
Я скучаю, малыш. Прошло всего два дня с тех пор, как я приехал домой после встречи с тобой, а я уже безумно соскучился. Домой…Хотя теперь чёрта с два я могу называть это огромное холодное здание своим домом. Скорее, временное пристанище. Такое чуждое без тебя, унылое, глядящее в темноту пустыми глазницами окон. Оказывается, дом – это не архитектурное здание, а живой организм. Он дышит тогда, когда наполнен уютом и любовью. Ты знала это, Даша? Конечно, знала. Такая маленькая и такая мудрая. Я же понял это только теперь. Теперь, когда остался один на один с этим огромным умирающим домом. Он так же, как и я сейчас, прозябает в одиночестве. Два зверя в ожидании. Чего мы ждём, любимая? Хотелось бы думать, что дождёмся того, что сможем снова дышать с облегчением, а не загнёмся с ним на пару в агонии безысходности.
Всё-таки я добился своего, маленькая моя. Теперь ты ненавидишь меня. "Ненавижу"… Оказывается, чертовски больно слышать такое от самого дорогого существа на свете. И самое страшное – я понимаю, что это не пустые слова, брошенные в надежде уколоть побольнее. Нет. Теперь это именно то чувство, которое я у тебя вызываю. И это то, что я заслуживаю. Каждое твоё обвинение, каждый твой упрёк. Заслужил. За те десять лет, что причинял тебе страдания и боль.
Как физическую, так и моральную. Но ты всегда прощала меня. Всегда. Выбирала меня и тот ад, что живёт во мне, хотя запросто могла бы жить спокойной и счастливой жизнью с кем-то более достойным, чем я. Не говорю, что я отпустил бы тебя. Не знаю. Наверное, не смог бы. Не могу представить, что ты могла бы принадлежать другому. Улыбаться ему, отдаваться, родить детей. Проклятье… Пишу тебе и чувствую, как изнутри поднимается волна ненависти и ярости к этому эфемерному счастливчику. Мне легче полоснуть себя по горлу лезвием, чем отказаться от тебя.
Но ведь ты никогда и не ставила меня перед таким выбором. Никогда не оставляла меня, даже когда ради твоего же блага я тебя гнал.
"Мой зверь". Так ты меня всегда называла. Твой, малыш. Целиком и полностью только твой. Весь. Со всеми своими недостатками и мраком. Несмотря на то, что я всегда отрицал это. "Макс Воронов никому не принадлежит!". Ложь, малыш. Бравада в чистом виде. Я всегда принадлежал только тебе. С тех самых пор, как посмотрел в твои голубые глаза. Ты так легко смогла накинуть на страшного и кровожадного Зверя невидимый ошейник, что ему ничего не оставалось, кроме как отрицать свою зависимость от тебя. Это было слишком сильное и слишком страшное чувство для меня. Я никогда и ни от кого не был зависим. Ни от отца, ни от брата, ни от клана. Но ты, моя маленькая чистая девочка… Ты сделала то, что не смог никто. Каким-то образом ты нашла что-то светлое в той беспросветной тьме моей души и вытащила его наружу.
А я никогда не благодарил тебя. Ни за это, ни за то, что, несмотря ни на что, была моей поддержкой. Даже когда от меня отказывались мои кровные родственники. Только ты одна всегда верила мне… в меня.
Но теперь даже этой веры не хватает для того, чтобы погасить ненависть в твоих прекрасных глазах. Ты сама сказала мне, что любая чашка рано или поздно может переполниться. И, видимо, твою чашу терпения я всё-таки заполнил до краёв. И теперь осталось только ждать, когда вода начнёт выливаться из неё. И тогда… Поймал себя на мысли, что не знаю, что тогда будет, любимая. Мне даже страшно представить, чего могут стоить мне последствия этой игры.
Да, Дарина, игры. Грязной и бесчестной, как и всё, что касается Макса Зверя. Неужели, малыш, ты могла поверить, что я действительно смогу расстаться с тобой? Поверить этим юридическим бумажкам. Этой фикции? Не было никакого развода, любимая. Подделка. Так же, как и никакой свадьбы. Муляж, инсценировка, умело организованная мной и Радичем. Неужели какая-то кучка листочков с закорючками внутри может разрушить нашу любовь? Растопить мою страсть к тебе? Больно думать, что ты так легко поверила в это. Хуже этого только ловить в воздухе твоё обручальное кольцо. Как символ того, что выбросила меня из своей жизни. Лучше бы ты в тот момент выстрелила мне прямо в
