– Я все знаю, Тедди, – прошептала она.
Тедди оцепенел: Кейт Хэррис прочитала его мысли. Ее глаза блестели.
– Что вы знаете? – спросил Тедди тоже шепотом.
– Что ты любишь свою сестру и готов сделать для нее все, что угодно.
– Да, – сказал он и бросил взгляд на Мэгги.
Она все еще сидела на полу, обняв собаку – несчастного терпеливого Брейнера, вся шерсть которого была усеяна водорослями, колючками и, вероятно, клещами.
Внезапно щемящая тоска наполнила сердце Тедди, но он тут же взял себя в руки.
– Я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь, – добавила Кейт. – Моя сестра тоже очень много для меня значит.
– Я не пойду в школу, – произнес Тедди таким сдавленным голосом, что его слова едва можно было разобрать. – Если она останется дома.
– Нет, Тедди, – сказала Кейт (ее глаза, напоминавшие холодную речную воду, потеплели, и она улыбнулась), – здесь ты не прав. Ты старший брат. Мэгги смотрит на тебя и берет с тебя пример. Помни о том, что она будет поступать так же, как ты. Поэтому ты должен сейчас идти в школу.
– Один день можно и пропустить, ничего страшного не случится, – неуверенно произнес Тедди, глядя на сидевшую на полу сестру.
– Ты можешь мне доверять, – сказала Кейт. – Я позабочусь о Мэгги и успокою ее. Ты боишься оставить ее со мной – поэтому не хочешь уходить, верно?
– Я вас не знаю, – произнес Тедди, глядя в глаза Кейт.
Шум мотора послышался совсем близко: автобус уже подъезжал к их дому.
– Ты очень хороший брат, – заметила Кейт. – Ты любишь свою сестру так же сильно, как я свою.
Тедди кивнул.
– Отправляйся в школу. Ты должен быть сильным – ради нее. Как бы ни было тебе тяжело – держись. А о Мэгги я позабочусь, я тебе это обещаю. Не переживай.
Автобус остановился рядом с их домом. Тедди схватил свой рюкзак. Мэгги так и сидела в обнимку с Брейнером, пряча свое лицо в его ужасно грязной шерсти.
– Не прижимайся к нему лицом, – сказал Тедди, потянув сестру за плечо. – Ты что, хочешь, чтобы тебя укусил клещ? Или ты хочешь поцарапаться об эти ужасные колючки?
– А мне все равно, что Брейнер такой грязный, – плакала Мэгги. – И я тоже грязная. Мы с ним одинаковые.
– Собаку нужно вымыть, – добавил Тедди, скрипнув зубами. – Обещаю, сегодня вечером я это обязательно сделаю. Я избавлю Брейнера от всех клещей и этих проклятых колючек.
– Тебе не нужно этого делать, Тедди, – тихо сказала Кейт. – Позаботься о самом себе. А я позабочусь о Мэгги и Брейнере.
– Так же, как вы заботились о своей сестре?
Кейт кивнула:
– Да, о ней и ее собаке.
Она внимательно посмотрела на Тедди, и внезапно он понял, что она – такая же, как он сам. Кейт была намного старше его, и, хотя Тедди ее совсем не знал, он почувствовал, что в чем-то главном они были очень похожи. Тедди не сомневался в том, что эта женщина говорила правду: она действительно очень любит свою сестру.
И он поверил в то, что она позаботится о Мэгги, пока он не вернется из школы, а отец – с работы. Водитель автобуса посигналил.
– Хорошо, – произнес Тедди, наконец, решившись уйти.
Было слышно, что автобус уже тронулся. Подбежав к двери, Кейт распахнула ее и крикнула:
– Подождите!
Автобус остановился. Тедди натянул свою куртку и схватил рюкзак. Мэгги на него не смотрела. Тедди хотелось сказать ей что-нибудь ободряющее, но слова застряли у него в горле. Он погладил ее по волосам, почти таким же грязным, как шерсть Брейнера.
– Ты моя любимая сестренка, Мэгги, – произнес он на прощание.
Мэгги ничего не ответила и не подняла головы. Кейт держала дверь открытой, и Тедди сбежал по ступенькам вниз. Пересекая дворик, он заметил открытый от удивления рот водителя, смотревшего на разбитое кухонное окно. Запрыгнув в автобус, Тедди оглянулся, чтобы посмотреть на свой дом. Желтые листья падали с деревьев и ложились на землю. Кейт все еще стояла в дверях. Холодное октябрьское солнце освещало ее лицо и каштановые волосы. Она ласково потрепала Брейнера по загривку, и на ее губах появилась легкая улыбка. Тедди во все глаза смотрел на Кейт, пока шел к своему месту, и вспоминал, как мама так же стояла в дверях, махала ему рукой и улыбалась, пока автобус не тронется. Брейнер тоже стоял тогда рядом с ней, а шерсть его была чистой и золотистой. Мэгги выглянула из-за спины Кейт и стала махать ему рукой.
Кейт не помахала ему. Они смотрели друг на друга и думали о разных людях. Каждый из них страдал о своем родном человеке, которого больше не было рядом.
Автобус набрал скорость и свернул на повороте. Их большой белый дом скрылся из вида. В окно с одной стороны была видна дамба, а за ней – скалистый берег и волнолом; вдалеке возвышался одинокий маяк, к которому вела грунтовая дорога.
В больнице было многолюдно. Если бы адвокат Джон О'Рурк не специализировался исключительно на уголовных делах, в этом месте он мог бы, проявив расторопность, найти себе немало клиентов. В кабинете номер один пожилая женщина, поскользнувшаяся и упавшая в супермаркете, ждала, когда ей сделают рентгеновский снимок бедра. В кабинете номер два находился ребенок в кислородной маске, подключенный к кардиомонитору: он попал в больницу из-за сломавшегося ингалятора. В кабинете номер четыре метался и стонал наркоман, страдающий от ломки и ожидающий, когда его переведут в отделение детоксификации. Перед болью все были равны.
Джон сидел в кабинете номер три, и ему все было слышно. В ожидании прихода врача он пытался читать текст своего выступления, который захватил с собой. Голова у него кружилась, и он чувствовал тошноту.
Просматривая документы и думая о запланированных на этот день делах, Джон досадовал на нарушивший все его планы инцидент. К тому же, он был огорчен, что не смог подождать, пока дети отправятся в школу. В своей сумасшедшей жизни Джон успокаивал себя мыслью о том, что он хороший отец. Правда, он был никудышным парикмахером, но это было не так уж и важно. Джон очень любил своих детей, но они нуждались в постоянной заботе, а работа отнимала у него слишком много времени и сил. Оставалось лишь надеяться на то, что Кейт Хэррис окажется хорошей няней.
– Доброе утро, – в кабинет вошла медицинская сестра с ящичком, в ячейках которого стояли стеклянные пузырьки и пробирки. – Доктор прислал меня взять у вас кровь на анализ. Пожалуйста, закатайте правый рукав.
Джон подчинился и с опаской покосился на иглу. В груди предательски похолодело – он всегда боялся уколов. Когда его детям делали прививки, он их подбадривал и говорил, что никто на свете не боится уколов, однако сам в это время чувствовал себя не лучшим образом.
– Извините, – произнес Джон, стараясь не смотреть на иглу. – Вы не могли бы сказать, как долго еще меня будут осматривать?
