Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112
Голос Сима был достаточно сдержан, но без признаков почтения к титулу. Древлий Храмовник и бровью не повел.
— Графу Каррикскому, — провозгласил он, закруглив дело довольно гладко, и они кротко последовали за Древлим Храмовником навстречу тусклым угасающим огням зала и башни.
Мужчины прибыли в хорошо обставленный покой с сундуком, лавкой и креслом, а равно и свежими циновками, благоухающий рассыпанными по ним летними цветами. Тонкие восковые свечи медово рдели во мраке, отбрасывая высокие, угрожающие тени — вполне под стать здешнему настроению, подумал Хэл.
— Ты его видел? — с напором вопросил Брюс, выхаживая вперед-назад, выпятив нижнюю губу и дико помавая руками. — Видал ты его? Раны Господни, мне пришлось собрать все терпение, чтобы не разбить костяшки об его окаянную ухмылку.
— Весьма достохвально, государь, — отозвался сумрачный силуэт, разбирая платье со сноровкой знатока. Хэл уже видел этого типа — темную тень за спиной Брюса. Ах да, Киркпатрик, припомнил он.
Брюс пнул циновки. Фиалки взмыли кверху и осыпались дождем.
— Оный был со своим серебряным nef[11] и своим змеиным языком, — бросил он. — Ужели он думает, будто соль отравлена, коли вынул сей зуб? Сие есть оскорбление государыни Дуглас, но выход есть, уж будьте покойны. Бьюкен — ходячее оскорбление. Он и его свойственник, сам король Пустой Камзол. Leam-leat[12]. Слыхал ты, как он говорит мне, что никто из нас не управился бы лучше Иоанна Баллиола? Бьюкен, tha thu cho duaichnidh ri е́arr а́irde де a’ coisich deas damh[13].
— Я слышал, мой государь, — негромко отвечал Киркпатрик. — Позволительно ли мне набраться дерзости, дабы отметить, что и вы сами располагаете nef чудесной работы из серебра с гранатом и сердоликом, с уложенным внутрь ножом для еды и ложкой? Равно как и называть графа Бьюкенского двуличным или — если я правильно понял — «уродливым, как северный конец вола, обращенного мордой к югу» отнюдь не способствует дипломатии. Ну, хотя бы вы не сделали сего ему в лицо, даже по-гэльски. Как я заключаю по сему тонкому постельному белью, крашенному орселем, ваша светлость планирует ночные бдения…
— Что?
Брюс резко обернулся, уцепившись за небрежно оброненную последнюю реплику в сухом, бесстрастном глаголании Киркпатрика. Встретился с ним взглядом, но тут же отвел глаза и снова замахал руками.
— Так. Нет. Случаем… ах, человече, разве я тыкал ему в лицо своим nef с гранатом и сердоликом? Равно же не располагаю и змееязыким отведывателем, каковой есть бесчестье.
— Я плохо разумею по-французски, — прошипел Сим Хэлу на ухо. — Во имя всех святых, что за окаянный nef?
— Затейливая безделица, чтобы держать столовую утварь, — прошептал в ответ Хэл уголком рта, пока Брюс метался туда-сюда. — В форме ладьи, дабы высокородные nobiles[14] выказывали свою знатность.
Было очевидно, что Брюс припоминает давешний ужин, когда они с Бьюкеном и своими свитами вежливо улыбались друг другу, а тем временем подспудные страсти толще морских канатов бушевали вовсю вокруг да около, связывая их всех.
— И нате пожалуйста, он еще разглагольствовал о возвращении Баллиола, — неистовствовал Брюс, с недоумением простирая и воздевая руки горе. — Баллиола, Боже ты мой! Его, каковой отрекся. Прилюдно лишен регалий и чести.
— Поносный день для всего света державы, — буркнул Древлий Храмовник из сумрака, выступая меж них и являя жутковато освещенный лик. Он, этот лик, был угрюм и изнеможен, изваян виденным и содеянным, источен утратами до подобия рунического камня, припорошенного снегом.
— Из мелких баронов в короли шотландцев за единый день, — обобщенно добавил сэр Уильям Сьентклер, поглаживая свою белую, как руно, бороду. — Мняше о себе боле, нежели епископ имеет крестиков, — иже низведен до десятка выжлецов, егеря да поместья в Хитчине. Оный не воротится, коли разценяти, аки он рва и мета, уходивши. Иоанн Баллиол полагает себя напрочь отвещавшимся с Шотландией, попомните мои слова.
— Я уж поднаторел, — заметил Брюс с блеклой усмешкой. — Понял почти все.
— Что ж, добро, — беспечно ответствовал сэр Уильям. — Рассуди тако: коли не хочеши того же кляпа в своем горле, разумей же — не кто иной, как Макдафф да его кичливость, сгубили стуть короля Иоанна Баллиола с его воззванием к Эдуарду даровати оному права, егда король Иоанн напрочь отказа.
Брюс взмахнул одной рукой. Рукав его белой bliaut[15] порхнул в опасной близости от свечи, заставив тени заплясать.
— Право, суть я уловил прекрасно, но Макдафф Файфский — не единственный, кто попользовался Эдуардом, как сюзереном, подрыв устои трона Шотландии. Остальные шли с жалобами к нему, будто королем был он, а не Баллиол.
Сэр Уильям кивнул с суровым выражением своего белобородого лика.
— Что ж, добро — Брюсы никогда не приносиху присяги Иоанну Баллиолу, коли припоминаю, а Макдаффа аз помянух не столь поелику оный вздел крамолу в Файфе, сколь поколику ты трясеши гузкой с его дщершей и того и гляди уползеши во тьму, абы насесть на нея, егда ее собственный муж столь близко, же можно на него плюнути.
И встретил обжигающий взор Брюса своим сумрачным.
— Сия стезя кончается пеньковой взенью, государь.
Молчание затянулось тяжкой сумрачной громадой. Потом Брюс прикусил нижнюю губу, вздохнул и поинтересовался:
— Что значит трясти гузкой?
— Преблуждати… — начал сэр Уильям, и Киркпатрик деликатно кашлянул.
— Потакать незаконной связи, — бесстрастно доложил он, и сэр Уильям развел руками.
Брюс кивнул, а затем склонил голову к плечу.
— А пеньковая взень?
— Петля палача, — провозгласил сэр Уильям погребальным тоном.
— А змеиный язык? — спросил Сим, едва не лопавшийся от любопытства с той самой поры, как услыхал о нем раньше; ошарашенный Хэл зажмурился, чувствуя, как все взоры обращаются к нему, обжигая огнем.
Спустя мгновение Брюс угрюмо уселся на лавку, и напряжение развеялось в клочья.
— Зуб для проверки соли на яд, — наконец ответил Киркпатрик. Тьма его лицо не жаловала — длинное и тощее, как клинок, с прямыми черными волосами по обе стороны от ушей и глазами, будто буравчики. Лицо — землисто-серое, с резкими чертами, как искромсанная ножом глина, — служило ему оружием.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112
