– Так по личному вопросу. Очень нужно.
Признаваться, что из прессы не спешила, а вдруг, что интересного узнаю? Люди старой закалки вообще плохо относятся к журналистам, не доверяют они нам. И не зря.
– Шо мамку решила сдать? – сразу скривился охранник.
– Нет, с чего вы взяли?
– Знаю я вас, ходють тут, высматривают, а потом сбагривают стариков на постоянку и носа не показывают. Ты их ростишь, ростишь… Тьфу!
– Да я как бы наоборот хотела денег пожертвовать…
Мужчина тут же оживился:
– Так ты из этих что ли?
– Из каких?
– Ну спонсорные которые.
Осторожно кивнула. Мужчина еще сильнее сощурился, осматривая меня внимательным взглядом с ног до головы. Ну да, на богатую дамочку никак не потяну.
– У меня свекровь недавно умерла, – дала ему пищу для размышлений.
– Издевалась над тобой чтоль, а?
– Почему издевалась? – не поняла я. – Деньги завещала для центра.
– Так худая ты шибко, вон кожа да кости. И как ветром до сих пор никуда не снесло?
– Э-э-э… А я гирьки в рюкзак кладу, – решила подыграть старику и встряхнула рюкзачок. – Так всяко безопаснее.
По смешинкам, что появились в глазах охранника, я поняла, он разгадал шутку юмора. Интересный дядечка попался.
– Разумно, – покачал головой. – А как звать-то тебя, девка?
– Аня.
– Федотыч я. Ну будь здоров, Аня. Так не стой, не мерзни тут. Вон лестница, вишь?
Эк раскраснелся, раскомандовался! В тридцати градусную жару замерзнешь тут. Наоборот, от легкой прохлады, что хранили толстые стены, сразу задышалось легче.
– Ага.
– На втором этаже кабинет Андреевны-то. Ты по коридору иди, не сворачивай, да хорошенько таблички читай. Не промахнешься, тут у нас все расписано.
– Спасибо!
Я поспешила наверх.
Вот бы Верка удивилась, что я так слаженно врать стала! Но для дела же старалась!
А перед Федотычем все равно чуток стыдно было.
В коридоре на втором этаже никого не оказалось. Я не спешила, медленно шла, да оглядывалась по сторонам. Чистенько, аккуратненько так кругом, дорожки красные лежат, вазончики в кадках зеленеют, тишь да благодать… И двери в комнаты пациентов плотно так прикрыты, даже одним глазком не заглянуть!
– Доча!
От внезапного шепота за спиной меня чуть кондратий не хватил!
Сзади, из-за дверей одной из комнат выглядывала сухопарая старушка.
– Вы меня?
– Тебя-тебя, доча, – радостно закивала та. – Покушать есть чего?
– Чего?
Их что здесь не кормят?!
Выглядела старушка действительно болезненно: синяки под глазами, заостренное лицо, кожа, словно пергаментная. Казалось, еще чуточку усилий и она лопнет. И глаза. Большие, голубые и очень голодные!
– А чего есть, то и давай. Я не прихотливая. Хоть краюшку хлеба.
Вот дела…
– Извините, я…
– Иванова! – громыхнуло справа. – Ты опять за свое?!
Медсестра выскочила, словно из ниоткуда, и сразу же перешла в наступление. Крупная блондинка среднего возраста, грубо схватила бабку под локоть.
– Сколько тебе говорить, чтобы не клянчила у посетителей?! – ее прямо перекосило от гнева. – Еще одна такая выходка и вылетишь отсюда пинком под зад. Поняла?
Старушка вжала голову в плечи:
– Поняла, дочка, поняла. Чего уж тут не понять…
– Ну раз поняла, то шагай к себе, – подтолкнула она ту в спину. – И чтобы носа не показывала в коридор! Проверю!
Бедняжка скрылась в комнате, тихонько и плотно прикрыв двери. Да так и не подняла на меня взгляд.
Я же стояла, как оплеванная.
– Погодите, что здесь… Вы что их не кормите?
Гром-баба повернулась ко мне, нахмурила тонкие брови и презрительно бросила:
– Почему же не кормим? Выдумывает все Иванова. Маразм у нее. Старческий. Съест порцию, да почти сразу забывает об этом. Бывает такое, знаете ли.
– Но-о-о…
– Вы тут проведываете кого-то? – уперла руки в бока она. – Вот идите и проведывайте. Нечего без дела коридорами шастать, не положено.
У меня засосало под ложечкой. Ну и порядки…
Покачав головой, я припустила дальше, ничего не ответив. С такой спорить себе дороже, оплюет ядом, заглотит заживо и не подавится!
Кабинет заведующей оказался в самом конце коридора. Коротко постучав, я сразу вошла, не став дожидаться разрешения. В просторной светлой комнате, за письменным столом сидела женщина. Она мне сразу не понравилась.
Вот бывает такая нелюбовь с первого взгляда, что хоть волком вой, а от человека воротит. Так и здесь.
Вроде и молодая, и красивая, как с картинки глянца, и приветливая, а противно. До оскомины на зубах, до тошноты, до нестерпимого желания сразу обернуться и выйти. Но нет, нельзя. Работа.
– Здравствуйте, вы ко мне? – улыбнулась рафинированная брюнетка.
– К вам.
– Так что же вы стоите на пороге? Проходите, прошу.
Кристина Андреевна вновь сверкнула идеальной улыбкой.
Я немного замялась, но заняла кресло подальше от заведующей. И даже тут отлично чуяла приторный запах ее духов.
– По какому вопросу могу пригодиться?
– У вас, я слышала, вчера пациент выкинулся из окна. Расскажите-ка мне об этом поподробнее.
В одно мгновение вся любезность с нее слетела:
– Где слышали?
– Слухами земля полнится, – хмыкнула я.
Женщина подалась вперед, поставив локти на стол:
– А вы собственно кто?
– Простите мою бестактность. Анна Машкова, журналист газеты «Неделька».
Ух, как приятно-то говорить это официально!
– Кто вас сюда пустил? – зло прищурилась заведующая, в ее голосе зазвучал метал.
– Уважаемая, вы меня ни с кем не спутали? Я не кошка, чтобы меня впускали, сама вошла.
Она поморщилась, отвела взгляд в сторону. Я же, тем временем, продолжила деловым тоном:
– Вы так не любите прессу? Или же администрации геронтологического центра есть что скрывать?
Кристина Андреевна холодно покачала головой:
– С чего бы? Мы всегда открыты для общественности.
– Очень хорошо, – я показала ей официальный запрос от редакции для большей сговорчивости. – И так, что же произошло?
