ГЛАВА 1
— Кровь! — вскрикнула я, прижимая ладонь к носу.
На рабочий стол уже упали три капли.
— Держи.
Нина, наша лаборант, подоспела вовремя и подала мне носовой платок. Я сильнее прижала тряпочку и запрокинула голову. Кровь потекла в горло. От соленого привкуса защекотало заднюю стенку и язык. Фу, противно-то как!
— Не глотай, — взволнованно сказала Нина. — Наоборот, наклони голову — пусть вытекает. Сейчас что-нибудь принесу.
Я скосила глаза и посмотрела на нее безумным взглядом. Конечно! Легко ей говорить, пусть вытекает! Это моя кровь! Да, банально жалко! А еще ведь есть это малокровие, как своеобразный приговор в неполноценности… И мама в детстве всегда учила запрокидывать голову, чтобы все поскорее прошло. Привычка доверять ее мнению больше других — не изжилась даже с годами.
— Не надо.
Носовые кровотечения для меня не редкость.
Все началось в семь, когда я пришла со школы и увидела, как Овчар загрыз моего Утю.
Наш сторожевой пес часто обрывал цепочку и начинал носиться по двору. В тот вечер на его пути попался селезень, которого мы с мамой выкормили с пипетки. Желтобокий, как солнышко, смешной и послушный. Он с легкостью давался мне в руки, терся холодным клювом о ребро ладони, и довольно крякал, пока я его гладила.
Из Ути получился хороший суп. Наваристый. Только я не смогла пересилить себя и попробовать его. Мама так этого и не поняла, ругалась. И за носовое кровотечение мне тоже досталось. Правда, до того самого момента, как мама поняла, что оно длится ненормально долго…
Тогда все списали на детский шок и стресс от увиденного. Но все вскоре повторилось.
Мой сосед по парте, Вовка, упал с ореха. Он на спор залез на дерево, чтобы доказать, что ничего не боится. Когда ветка под его кедом треснула и сломалась, а Вовка полетел вниз, я стояла почти рядом. И как не свалился прямо на меня? Повезло, конечно. Правда, не ему.
Однокашник лежал навзничь, вперив глаза в серое небо. Он раскинул худые руки в стороны и казался еще более долговязым и нескладным. Темное пятно расползалось по асфальту, прикрытое рыжей макушкой.
Вовка разбился насмерть, свалившись с трехметрового ореха. Так глупо! Мальчишки стояли молча. А у меня опять пошла кровь.
С того момента и началось мое больничное детство.
Мама не уставала таскать меня на консультации в различные клиники к самым продвинутым светилам медицины. Где мы только ни побывали! Только вот годы шли, приступы учащались, а кандидаты и академики одинаково беспомощно разводили руками. В итоге я обзавелась неимоверно толстой больничной карточкой и неизвестной генетической болезнью. Какой? Да я даже название ее выговорить не в силах. Язык сломать можно!
Мама продолжала верить в мое исцеление. Или, скорее, просто привыкла упрямо доказывать, что все обязательно будет иначе. По ее таинственному плану. Походы к врачам закончились, когда мне исполнилось долгожданные восемнадцать. Отныне я имела полное право принимать активное участие в собственной жизни. Поэтому наотрез отказалась от обследований, консультаций и прочего медицинского вмешательства, переехала во временно снятую квартиру и поступила в университет. В общем, как сказала родительница — взбунтовалась!
А как иначе, если мама — настоящий тиран в юбке?! Каждая моя попытка выйти из-под ее слепого контроля неизбежно заканчивалась скандалом. Но попытки я не бросала. И одно время мне даже стало казаться, что все получалось неплохо.
Я стремилась жить самостоятельно. Выучилась на филолога и устроилась работать при университете, преподавала историю зарубежной литературы. Работа оказалась тяжелой, малооплачиваемой и неблагодарной. Но жаловаться не приходилось, другой же мне не предлагали.
К тому же, такому книжному червю, как я, прямая дорога либо преподавать, либо в библиотеку. Будь моя воля, выбрала бы второе. Запах книг, шершавая текстура листков, грубый вид корешков… М-м-м! Прелесть! Стоило только взять в руки книгу, открыть первую страницу и я напрочь пропадала для мира.
— В центральном филиале освободилось место библиотекаря. — помню, поделилась я, когда на руках уже был красный диплом филолога. — Пойду на собеседование. А вдруг возьмут?
Мама тут же закатала истерику:
— Только через мой труп, Катя! — картинно схватилась за сердце она. — Разве для этого я свой цветочек растила? Чтобы ты пропадала часами между полок и глотала пыль? А замужество? Кто же возьмет библиотекаря замуж, Катя? Это же скучно!
Можно подумать, учитель намного веселее. Я едва удержалась от возмущенного фырканья.
— Мама! Вообще-то еще остались люди, которые ходят в библиотеку!
Правда их было катастрофически мало, но это говорить — себе дороже. Да и не собиралась я замуж. По крайней мере, лет так с пять еще.
— Ой, не стоит выдавать желаемое за действительное, Катерина! — махнула рукой мама. — Ты там взвоешь от тоски в первый же день! Помяни мое слово! Знала бы, что ты так уцепишься за эти свои книжки, сожгла бы еще первую, что притащил отец!
Я поджала губы. Вот возьму и устроюсь на эту работу! Назло.
Недаром говорят, что месть — блюдо холодное. В библиотеку я умчалась в тот же день, на собеседование заявилась на эмоциях. Наверное, от того и пошло все кувырком…
Я умудрилась забыть половину классиков, заимела вдруг заикание, пролила кофе на блузку, а на выходе опрокинула стеллаж с подборкой любовных романов. Заведующая едва успела отскочить в сторону! Иначе быть мне не библиотекарем, а убийцей.
Месть не удалась. В который раз пришлось смириться с волей матери. И пойти преподавать в университет, куда она меня засунула через пятые руки знакомых. Но и там счастье меня не ждало.
Общение с живыми людьми мне всегда давалось намного тяжелее, чем с персонажами книг. Из-за носовых кровотечений с детства я была нелюдимой, вечно бледной и немного сутулой. В школе старалась ни с кем не сближаться, каждый раз боялась насмешек, когда пойдет кровь. Но сколько ни возводила оборонительных стен вокруг души — смеялись все равно. И было так же больно, как и в первый раз.
Вот тогда-то лучшими друзьями для меня и стали книги. Им было все равно, что я хилая и не могу пробежать положенную стометровку, уложиться в норматив, что у меня хроническое малокровие и страх захлебнуться кровью во сне, что я не умею врать или лицемерить, что иногда мне больно смотреть на слишком яркий свет и в школе меня из-за этого дразнят вампиром.
Но школа осталась позади, слава Богу. А вот окружение злобных детей никуда не делось. Теперь пришлось иметь дело со студентами. В открытую неуважения они не выказывали, но я его научилась распознавать без слов. Имею опыт!
