Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29
– Что там внутри? – спросил я.
– Выбор неплохой. Разного собачьего корма полно, – он высокомерно вздернул бровь. – Есть «Ройял Фокс», не знаю, слыхал ли ты про такой. Высший сорт, разумеется. Мне только его и дают. Еще есть конфетки чудесные – чтоб погрызть.
– А для людей? Мясо хорошее?
– Первоклассное. «Ангус», «Кобе» и прочее. Мои хозяева любят такое… иногда и мне кусочек перепадает – с ума сойдешь, до чего ж вкусно.
Я слушал его болтовню и рассеянно кивал. И разглядывал торговый зал, прикидывая и примеряясь. Потом облизнулся и сказал:
– Вот что, коллега… Смотри тут в оба. Я – скоро.
– Что-что?
Но я, ничего к сказанному не прибавив, сделал глубокий вдох, стиснул челюсти и, разогнавшись, на полном ходу ворвался в магазин. Покупатели шарахнулись в стороны, как от нечистой силы, а я подбавил им ужаса, негромко взлаивая. Справа были кассы, а слева – широкий проход вдоль полок с какими-то коробками, бутылками и еще всякой всячиной. Мясной отдел и вправду располагался в глубине, рядом с гастрономическим отделом и рыбой. Кругом слышались крики и вопли, но мне было недосуг останавливаться да озираться. Поскальзываясь на гладком полу, я домчался до витрины, с разбегу вскочил на нее и на миг застыл в сомнениях перед щедрым развалом красного мяса и великолепными связками черных толстых колбас на крючьях. Однако дисциплина для меня – дело святое. Сказано же было «мякоть», а прямо передо мной лежал дивного вида здоровенный оковалок – килограмма на три самое малое. Не обращая внимания на мясника, который при моем появлении шарахнулся в испуге, я схватил мясо и кинулся назад.
– Вот же сукин сын! – не сдержал восхищения воспитанный йоркшир, когда я стрелой пролетел мимо.
– Ну, ты силен… – высказалась Текила, уписывая, что называется, за обе щеки.
Прочие, включая меня, наблюдали за ее пиршеством – борзой советник, боксер-телохранитель, полдесятка приспешников, которые, любопытствуя, подошли поближе. Время от времени все они оборачивались ко мне и поглядывали – совсем не так, как раньше. Пока меня не было, разнеслась весть – тут, конечно, расстарался болтливый сплетник боксер, – что я и есть тот самый Арап, который был знаменитостью еще год назад. И потому меня рассматривали довольно почтительно, хоть и старались по возможности глазами со мной не встречаться, а любовались моими шрамами. Знали, что мало кто из бойцовых псов может рассказать о своих боях, и наверняка недоумевали, как же это мне удалось выжить.
Текила тем временем завершила празднество. Смолотила в один присест два кило мяса и, накушавшись, презрительно отодвинула остатки боксеру и прихлебателям, а те жадно накинулись на них. Один лишь борзой советник, неотрывно смотревший на меня, сохранил выдержку, то есть приличия. Мексиканка перевела на него свои злые глазки и ощерилась улыбкой.
– Мы слово держим, обещанное – свято, – и мотнула головой в мою сторону. – Давай, Руф, расскажи ему все, что мы знаем о его дружках.
Руф отвел меня в сторонку. Как я уже говорил, в советниках у Текилы состоял испанский борзой. Очень поджарый, серой масти, с тонким, загнутым кверху хвостом, с вытянутой, тощей мордой и умными печальными глазами. Я только теперь разглядел, что у него от загривка до горла на манер ошейника тянется шрам от давней и глубокой раны, но промолчал. Но Руф заметил, что я заметил, высунул язык в беглой невеселой улыбке и сказал:
– В другой жизни я был охотником.
Я кивнул. Дело известное – слишком даже. История борзых и гончих, которых, после того как они теряют охотничьи качества, хозяева в награду за многолетнюю беспорочную службу вешают на дереве.
– Тебе повезло, однако. Ты можешь рассказать.
– Меня повесили на проволоке. Я так бился в удушье, что сук не выдержал. Двое суток я бежал куда глаза глядят, волоча его за собой… Какой-то пастух снял с меня петлю.
Все это было изложено бесстрастно и равнодушно. Я поглядел на него с интересом:
– А чего ж не остался с пастухом?
– Да у него уже были две овчарки… очень ревнивые. Приняли они меня не слишком радушно, так что, подкрепившись, я ушел от греха подальше… Чуточку зазевался бы – эти твари бы меня прикончили.
– В деревне нравы суровые… Ты мог и не знать этого.
– Я и сейчас не знаю.
Мы стояли бок о бок на берегу реки, откуда видно было новый мост и город на той стороне. На причале из бетона и сгнившего дерева улеглись, положив голову на лапы и созерцая пейзаж.
– Давно состоишь при Текиле? – осведомился я.
– Целую вечность. Одиннадцать месяцев.
– Не скучаешь по прежнему житью – когда мчался здесь, зайца травил?
Он меланхолично улыбнулся:
– Я скучаю по своей юности. Когда был щенком, потом подростком и верил, что мир принадлежит мне.
– И что люди – это добрые и верные божества.
– Да… и в это тоже. Даже прежде всего прочего – в это.
– Кое-кто из них такой и есть.
– Ты сам сказал: «кое-кто».
Мы помолчали, глядя на высокие здания на другом берегу и на вереницу машин, мчащих по мосту. Под опорами мола, в тинистой воде плавал дохлый кот. Руф проследил направление моего взгляда и почесал за ухом.
– Мы его убрали два дня назад.
– Не спрашиваю, за что.
– Да можешь и спросить. Мне скрывать нечего. Паршивый был кот, вороватый и чересчур любопытный. Считал себя звездой телеэкрана. Вторым Сильвестром[5].
– Понятно.
– Ну и вот, как говорит Текила, он отбыл на тот свет.
– Ясно.
Он поковырял в зубах когтем.
– Под Текилой можно жить… Она, конечно, свирепа, как истая мексиканка. Но справедлива.
– Она слушает твои советы?
– Чаще всего.
Теперь уже он стал с интересом рассматривать меня – мои отметины на морде и на туловище.
– Много слышал про тебя, Арап. Ты в свое время просто гремел.
Я промолчал. И продолжал рассматривать кошачий труп.
– Первый раз вижу, – продолжал Руф, – чтобы кто-то уцелел в собачьих боях и потом разгуливал в ошейнике, как ни в чем не бывало.
– Это долгая история.
– Могу себе представить… А скольких ты убил или искалечил? Пятнадцать? Тридцать? Пятьдесят?
– Не знаю. Не помню.
Руф рассеянно скользил взглядом по грязной воде.
– Твоего дружка и второго пса, что был с ним, поймали люди. Они устраивают собачьи бои – вроде тех, в которых ты участвовал. Рыщут по городу и ловят собак. На тех, что поплоше, послабей, натаскивают других. А сильных и крепких делают бойцами.
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29
