Да, старушка-одуванчик не боится, а я трясусь от страха, хотя никто из диких меня ни разу и пальцем не тронул. Фобии, они такие. Иррациональные. Кто-то высоты боится, кто-то мышей, кто-то с ума сойдет, оставшись без любимого гаджета, а я вот паникую от двуипостасных, не в силах понять, простить и полюбить столь двуличных тварей.
- Светлого дня, Лукерия, - кивнул вожак, улыбнувшись бабуле тепло, как давнему другу. - Давненько тебя не было. А это кто? - оборотень перевел заинтересованный взгляд на меня, пригвоздив тем самым к полу.
Какая же огромная у него ипостась! Смотрю в глаза человеку, а вижу зверя. Гигантского, в сравнении с которым Ромочка не зря зовется именно Ромочкой. Не дорос он еще до Романа, почти полметра не дорос.
Вот не удивительно, что оборотни вызывают у меня фобию - и не люди они, и не нелюди, и дар мой рядом с ними ведет себя невероятно странно, показывая обе личины одновременно, будто два изображения наложили друг на друга в фотошопе.
- Здравствуйте, - прошептала, не отрывая взгляда от двоившегося передо мной существа. Вожак ласково улыбнулся и... спрятал своего медведя! Наслаивавшаяся ранее картинка обрела четкость, оставив один только образ мужчины. Вот это сила воли! Или магия какая? Не знала, что дикие умеют скрывать свою вторую натуру. Сейчас передо мной стоял самый обыкновенный человек, с поправкой на его богатырскую удаль и стать, я даже к зверю его воззвать не могла.
- Внучка? - на миг отвернулся от меня Олег Родионович, обратившись к бабушке. Та кивнула, хотя в интонации вопрос особо даже не звучал. - Красивая, - добавил глава общины, рассматривая меня с прищуром.
Я стояла ни жива, ни мертва. Это вообще нормально, когда оборотни людям комплименты отвешивают, или мне начать бояться за свою жизнь и свободу? Где-то краем уха слышала, что дикие умеют обращать в себе подобных, частенько практикуя этот таинственный ритуал на понравившихся женщинах, с которыми они хотят это самое... семью создать. Как-то не прельщала перспектива внезапно обрасти шерстью и покорять восточно-европейские леса в лучших традициях известного полотна Шишкина, про лес и ораву медвежат. И вообще, я известный в своих кругах ветеринар, всесторонне образованный человек, а не мама-медведица!
Уверена, если не Гаагский суд, то заплесневелые старички из Совета внемлют моим мольбам и не позволят сотворить из меня недоперевертыша. Это негуманно в конце концов! И вроде бы даже запрещено одним из решений Совета маг-сообщества.
Но, как выяснилось немного позже, гуманизмом оборотни не страдали. Правда, некое человеколюбие всё-таки было им свойственно. Для известной и любимой всеми местными жителями бабушки и меня в качестве неотделимого довеска к ней решили устроить самый настоящий пир на весь мир. Вечером. На закате. Чтобы гостям, само собой разумеющееся, остаться на ночь в общине.
Я заистерила. Не в открытую - кто я такая, чтобы бросаться с кулаками на диких, прорываясь к лесной тропинке, уводящей прочь из обители этих двуличных существ? Умею соизмерять габариты, особенно те, которые не в мою пользу. Так что по-тихому забилась в самый темный угол гостиной в доме вожака и мысленно прощалась с жизнью. Паника, ага, она самая.
Бабушка, радушно общавшаяся со всеми, кто из любопытства заглянул в гости к Олегу Родионовичу, искоса бросала на меня обеспокоенные взгляды. И продолжила хмуриться, когда за обедом я почти ни крошки не взяла в рот, зажатая за столом аккурат между двумя медведями - Ромочкой и его двоюродным братом, тем самым, с которым они развлекались под окнами фермерского домика. Брата звали ласково, Антошкой, и был он существенно мельче и Ромочки, и его отца, но всё равно подавлял маленькую меня размерами мужчины-бодибилдера.
После обеда начались приготовления к вечернему пиру, а меня выгнали на улицу, развлекаться или помочь кому-нибудь. Я предпочла развлечения - сидеть в гамаке в тени раскидистой вишни. Кругом мельтешили девушки и женщины, пугая видом полуощипанных куриц и гусей со свернутыми шеями. Как-то привыкла к бледному куриному филе в вакуумной упаковке или готовому гусиному стейку, а не к дохлой тушке, минуту назад задорно и с аппетитом клевавшей что-то в траве возле ног.
На меня все махнули рукой - главное, не мешалась и под ногами не путалась. Но бабушке мой вялый настрой был не по нраву. Она желала видеть свою любимую внучку исключительно радостной и бойкой, "как всегда". Хотя бойкостью и весельем я обычно, наоборот, не отличалась.
Моя затравленная бледная моська, видно, портила её репутацию, иначе как объяснить неожиданное предложение прокатиться по лесу с Ромочкой. На его коне. "Чтобы, - цитируя бабушку, - как следует развеяться и зарядиться позитивными эмоциями". Лошадей я, конечно, пару раз лечила и имела дело по долгу службы. Однако, будучи девушкой городской, даже не сидела на них, и тем более не прогуливалась по лесам и полям в компании всяческих перевертышей, так что практики выездов не имела от слова "совсем".
Ко всему прочему я была категорически не уверена, что кони оборотнической общины проявят должную разумность и станут со мной разговаривать - они же явно чокнутые, если связались с двуипостасными, а не сбежали, почуяв их звериную суть!
Часть пятая. СоблазнительнаяПосле короткого, но незабываемого путешествия по не в меру агрессивному лесу, забравшему себе в жертву мои любимые босоножки и чувство собственного достоинства, никаких прогулок я не хотела хотя бы ближайшие пару лет. Ни пешком, ни на коне, который на проверку оказался не живым, а стальным, японским, протюнингованным по самое не балуй. Не хотела. И точка.
Но спорить с двухметровым медведем оказалось заведомо проигрышной идеей, так что теперь, судорожно вцепившись в черную рубашку побелевшими пальцами, я старалась просто не смотреть по сторонам и не орать. Или хотя бы орать потише, не так истошно и не прямо на ухо оборотню, а то он уже начал недовольно коситься на сладкоголосого пассажира, отвлекаясь от дороги.
Да, удивительное дело, но в лесу были дороги. Грунтовые, разумеется, и состоящие, казалось, из одних только колдобин, но увиливать от возникающих на пути деревьев не было нужды. После такого способа передвижения перестаешь жаловаться на городскую администрацию, начиная ценить, что имеешь. Пускай раздолбанный, со стертой разметкой, но асфальт, а не сплошная пыль и камни, бойко отскакивающие в стволы деревьев, подстреливая любопытных белок и прочую лесную живность.
Оборотень гнал километров сто, если не больше - приподняться и загнянуть через плечо на спидометр я не решилась. Думала лишь о том, что после поездки от моей филейной части не останется живого места, одна сплошная отбивная. Так оно, в сущности, и случилось.
Ромочка резко затормозил, я качнулась вперед-назад по инерции, обессиленные руки разжались, а я загремела с мотоцикла в той же деревянной позе горе-наездницы, в какой провела последние смертельно опасные для жизни (и нервов!) минуты. Попы я не чувствовала. Как и ног. И рук. И в конец сорванного голоса. Ну и фиг с ними! Главное, живая.
