-Вот теперь точно интубируем, - констатировал он.
Спустя двадцать минут реанимационных действий, я появилась в ординаторской. Здесь уже было вполне людно, покивав всем желающим, я отправилась к ячейкам с картами. Был один верный способ получить ответы на терзаемый меня вопрос. Но мне так и не дают этого сделать, потому что звонит телефон и чей-то ровный голос оглашает на всё небольшое помещение.
-Урусова к главному.
Истомин Борис Анатольевич смерил меня недовольным взглядом и устало вздохнул.
-Ася, ты хоть понимаешь, что ещё только самое утро, а у меня от тебя уже изжога?
-Бывает, - не смогла я удержаться от сарказма. – Хотите что-нибудь из антацидов выпишу?
Наша встреча была вполне ожидаемой, странно, что вчера не вызвал. Это был далеко не первый наш разговор в этом кабинете, и каждый раз он заканчивался одним и тем же. Борис Анатольевич грозил мне всеми небесными карами, начиная от увольнения, заканчивая звонком отцу. Они дружили, давно и отчаянно, но я не могу сказать, что это сильно помогало мне в решение моих проблем, скорее даже наоборот, обеспокоенный дядя Боря, как звала я его в подростковом возрасте, дрюкал меня по делу и без, вынося бедный мой мозг в три раза чаще, чем того требовала ситуация. А косячила я всего лишь в два раза чаще. Так что фора у него была приличная. Впрочем, как было понятно, вечные разборки, выговоры и угрозы мало помогали в борьбе с моим самоуправством. И дело было тут не в том, что Борис Анатольевич по счастливой случайности был дядей Борей, а в моей упёртости. Если я что-то считала правильным, то я шла до конца. Спорное качество для хирурга.
-А, ты, не дерзи, - погрозил Истомин мне пальцем, вызвав во мне ностальгическую улыбку, которую я всё-таки сумела сдержать, не желая ещё больше расстраивать главрача.
Он умел быть разным – справедливым и не очень, строгим и всепонимающим, добрым и самодуром. В общем, всё зависело от ситуации и настроения. Сколько раз я видела, как заведующие отделений вылетали из дверей его кабинета с таким видом, будто Истомин лично к ним применил наказания анального характера.
-Аська, ты, вообще ничего не понимаешь? – беспомощного всплеснул руками Борис Анатольевич и рухнул в своё кресло.
-Пациент же жив, - упрямо я сжала свои губы.
-Пациент жив, а вот Асмолов на тебя жалобы во все инстанции пишет. Плешь мне вчера всю проел, чтобы я тебя того…
-Пусть пишет, - отмахиваюсь я.
-Ага, пусть. Только мне уже из области звонили с требованиями разобраться, как это зарвавшийся хирург притесняет заслуженного профессора.
-Да у него руки дрожали! - не стерпела я, повысив голос. – Он стоял там со скальпелем в руке и растерянно хлопал глазами. Не в состоянии принять решение, делать ему спленэктомию или нет! А у него в это время пациент кровью на столе истекал! Не верите мне, спросите…
-Никого ни о чём я спрашивать не буду! – злобно хлопнул он кулаком по столу, прерывая все мои объяснения. – Он оперирующий хирург, в своё рабочее время выполняющий свою работу и имеющий на это все права. Профессор медицины и заслуженный работник здравоохранения РФ.
-И что я должна была делать?! Дать ему убить человека?!
-Ты не можешь знать наперёд!
-МОГУ! – теряю я окончательно самоконтроль. – МОГУ!
Борис Анатольевич закрывает глаза и зажимает переносицу, видимо пытаясь взять себя в руки и не прибить меня. И я понимаю, что всё же перешла все мысленные границы.
-Дядь Боря, - виновато зову я его. Правда, вина у меня странная. Я чувствую её потому, что подставляю неплохого по сути человека, но не за содеянное. – Что я должна была сделать?
-Для начала не появляться там вообще. Ты после суточного дежурства была, да тебя там даже за километр не должно было быть! А раз появилась, то стояла и самое крайнее, что делала бы, раздавала советы очень вежливо и культурно! А если бы и теснила кого-нибудь из операционной, так ассистента, а не Асмолова, мать его! Асмолова! У него же связи везде, где только можно! Не удивлюсь, если окажется, что он удалял вросший ноготь сыну министра здравоохранения или вскрывал чирь на заднице любимой тёщи советника президента.
-Не перегибайте, - растерявшись прошу я. Не то чтобы испугалась, но Истоминская эмоциональность меня смущает.
-Не перегибайте, - повторяет он. – Не перегибайте! Так уже и перегибать-то нечего. Звонили насчёт тебя сегодня утром. Я дома ещё штаны натянуть не успел, а уже из администрации губернатора требуют отчитаться о принятых мерах. Из администрации! Ты хоть это понимаешь?
Я поёжилась. Борис Анатольевич говорил настолько… убедительно, что даже я прониклась, не то чтобы запереживала, но уже чётко предчувствовала, что сказанное дальше, мне не понравится.
-Требовали тебя уволить. Но я отбрехался, прикрывшись тем, что у меня и так врачей не хватает. Ну и отца твоего помянул. Там немного прочувствовались и слегка вошли в положение.
Я скрестила руки на груди.
-И что теперь? Выговор? Лишение стимулирующих?
-А на тебя разве этим повлияешь? – покачал он головой. – Ты же на голову вдаренная, тебе и на деньги, и на выговоры наплевать. Нет уж, Ася, в этот раз всё серьёзно. Я отстраняю тебя от всех плановых операций…
Тут же дёрнулась, чтобы возразить, но Истомин не дал.
-Я сказал от всех! Даже в сторону самого захудалой паховой грыжи запрещаю смотреть. Остаётся ургентация. В обычные дни сиди дома, ублажай мужа, книги читай, борщи вари. Всё! Если ослушаешься, то судна заставлю менять, и операционную ты у меня больше в жизни не увидишь, поняла?!
В отделение вернулась не сразу. Сначала бесцельно бродила по этажам, а потом вообще выползла на улицу. На больничной территории был разбит старый парк, в котором я попыталась затеряться. Но уличный холод никак не желал тушить пожара, бушевавшего внутри меня. Отчаянье с примесью злости душили меня, заставляя судорожно вздыхать каждые несколько минут. Прийти в себя удалось лишь после того, как умудрилась забрести в глубокую лужу и понять, что промокла. Чёрт, на мне же больничная обувь! Выругалась вслух и обречённо отправилась обратно.
Меня встречали сочувственными взглядами, не все, но через раз. Другие провожали неприкрытым любопытством, а может быть, и злорадством. Несмотря ни на что, Асмолов для многих был знаковой фигурой, даже я училась у него в своё время. Шла по коридору, неприятно шурша бахилами. Мне нужно было срочно в душ и желательно утопиться.
Уже в раздевалке, Кирилл поймал меня за руку и силой впечатал в свою широченную грудь, он был настолько огромным, что мой лоб доставал лишь до уровня его солнечного сцепления.
-Аська, наплюй и разотри, - потребовал он, душа меня своими объятиями. – Всё пройдёт и это тоже.
Я невольно напряглась, силой удерживая себя на месте, чтобы не вывернуться и не оскорбить дружеский порыв Куприянова. Ненавижу физический контакт не по делу. Но Кирилл старался, и я тоже.
