— Зайдем с другой стороны… У меня под ружьем стоит сорок пишущих. И как ты убедился, все штыки отборные. Как ты думаешь, почему никто из них не берется за подобную тему? Ты вообще в нашей прессе об этом много ли читал?
— О чем об этом?
— Ну, об этом! Чтоб вот так, неприкрыто, откровенно! Фашизм натуральный!.. Ну так что, соображаешь, о чем речь? Или не дошло?
— Догадываюсь, но с трудом, — на всякий случай признался Андрей, хотя ничего еще не понимал.
Шеф проглотил еще одну таблетку и закрыл жалюзи на окнах.
— Странно… На собеседовании у меня сложилось совершенно иное к тебе отношение. Неглупый малый, определенная хватка, умение видеть задачу… Но я заметил еще по прошлому материалу, о секретной экономической деятельности Коминтерна. Почему у тебя там работали только лица еврейской национальности?
— Это не у меня, это у них в Коминтерне.
— А зачем заострять на этом внимание читателя?
— Но иначе будет беллетристика.
— Слушай, Хортов, ты же не этот крикун с улицы, а боевой майор в отставке, иностранный университет закончил. Можно сказать, кадр с европейским образованием… Откуда у тебя такие низменные чувства? Или это убеждения?
— Шеф, а нельзя ли открытым текстом? Знаете ли, я привык к иной манере разговора…
— Открытым? — Стрижак приблизился вплотную, и Андрей ощутил запах человека, сильно встревоженного и болезненного. — Давай открытым. Ты что, антисемит?
— Не понял вопроса…
— Ладно дурака-то валять! — не сдержался Стрижак и кинул ему пакет с материалом. — Это что?.. Нет, наваял ты неплохо, продумал ходы, запятые расставил верно. И фактура сама по себе интересная. Только не считай остальных идиотами. Тут чистейший махровый антисемитизм!.. Короче, переделывай, от начала и до конца, — и чтобы смягчить резкость тона, подал пакет в руки, и вроде бы даже пошутил. — В таком виде можешь предложить какой-нибудь черносотенной газетенке. Если есть желание. Но под псевдонимом.
— В самом деле какая-то буря в атмосфере, — пожаловался Хортов. — Мозги закоксовались. Никак не могу увязать этот материал с антисемитизмом. Здесь нет ни одного еврея, шеф. Израиль упоминается лишь по случаю, в связи с отказом…
— А кто же такой Лев Маркович Кацнельсон? Или ты думаешь, никто не знает известного советского и партийного деятеля? Насколько мне известно, он занимал важный пост в Коминтерне.
— Но он же старый коммуняка! Убежденный сталинец! Он с милицией дрался на 9 Мая! И одного инвалидом сделал. По старости не посадили.
— Я имею в виду национальность.
— Шеф, но он же русский! И звали его когда-то Лев Макарович Соплин.
— Да, я читал твои изыскания… Но это все натяжки. И никаких доказательств. Ты просто не знаешь психологии читателя… Любая еврейская фамилия, связанная с отрицательной фактурой, вызывает раздражение и сотни звонков.
— У меня есть ксерокопия «Известий» за тридцатый год с его объявлением о смене фамилии…
— Сейчас девяносто пятый, Хортов!
— Что это меняет? Шестьдесят пять лет занимался надувательством, даже национальность сменил, а дети у него…
— Ну вот почему он сменил? Как-то неубедительно прозвучало.
У Хортова вдруг возникло сомнение — а читал ли шеф материал? Или выслушал доводы Ады Михайловны и пробежал текст по диагонали?
— С фамилией Соплин в то время нельзя было сделать карьеры, — однако же терпеливо начал объяснять он. — Ни партийной, ни советской. Лев Маркович сам говорил об этом…
— Да и сейчас тоже, — мимоходом согласился шеф. — А с фамилией Кацнельсон — можно?
— Вероятно, да…
— То есть ты хочешь сказать, что в тридцатых годах с русской фамилией…
— Я хотел лишь рассказать житейскую историю, — перебил его Хортов. — Про то, как человек во имя карьеры сменил все — имя, национальность, образ жизни, жену и даже внешний вид. Волосы себе красил и закручивал, пока их не спалил и не облысел. Детей заставлял картавить и говорить с еврейским акцентом. Полностью изменил судьбу и потом всю жизнь страдал от этого, сидел в лагерях и томился в ссылках. Но не отрекся!.. И даже умер не своей смертью! От инсульта, когда получил решительный отказ и не смог выехать на жительство… якобы на свою историческую родину. Не понимаю, шеф, при чем здесь евреи и антисемитизм! Это не я — израильские власти отказали в визе. Это они довели его до инсульта.
Должно быть, Стрижак полностью доверился ответственному секретарю и материал лишь просмотрел, и теперь надо было ему выходить из неловкого положения. Хортов, несмотря на возраст, был молодым журналистом, однако человеком опытным, со связями в кругах Министерства обороны, МВД и ФСБ, куда мальчишек с диктофонами пускали с неохотой. Литсотрудник такого сорта в газете ему был нужен до зарезу — можно послать хоть в горячую точку, хоть в свиту к президенту. Просто так отмахнуться от него шеф не мог, и Андрей об этом прекрасно знал.
— Во-первых, слово «евреи» уже звучит оскорбительно, — заметил он тоном школьного учителя. — Следует писать «лицо еврейской национальности». Во-вторых, об этих лицах принято говорить, как о покойниках: или хорошо, или ничего. Все остальное антисемитизм. Ты это запомни, Хортов. И в-третьих… Тебе известна настоящая фамилия владельца газеты?
— Настоящая не известна, — признался Хортов.
— Поэтому иди и переделывай материал.
— Переделать невозможно, шеф. Лучше выбросить…
— Зачем же выбрасывать? Фактура на самом деле любопытная, и сам герой… — Стрижак не нашел подходящего слова или не захотел его озвучить. — Мой тебе совет — сделай его немцем.
— Ну почему немцем? — возмутился Андрей.
— Ах да, забыл… У тебя же какие-то тесные связи с Германией.
— Не в этом дело. Кто же поверит, что Кацнельсон — фамилия немецкая? Родственники за такое еще и в суд подадут.
— Напишешь — поверят. И не подадут, — Стрижак вдохновился и стал развивать мысль: — Сообразительный русский мужик надумал заделаться европейцем, а потом на старости лет решил со всем семейством рвануть в Германию, поближе к цивилизации. Но тут его раскусили…
— Это беллетристика…
— Но какая, Хортов!
— Не согласен, шеф.
— Хорошо, я тебе его оплачу, — он открыл сейф. — Давай сюда материал.
— Выбросить и сам могу…
— Я не бесплатно выброшу. Тебе что, деньги не нужны? Не ты ли говорил, живешь пока за счет спонсорской помощи жены?
Андрей никогда такого не говорил Стрижаку, хотя на самом деле это было близко к истине: на скудную жизнь кое-как зарабатывал, а вот автомобиль, сотовый телефон и прочие радости цивилизации финансировала жена, в немецких марках. Разведка, как и положено, донесла ему факты с некоторым искажением…
