Как известно, для молодого человека, пытливо ищущего свой жизненный путь, нет ничего хуже, чем профессиональная семейная династия.
Отец, шестеро родных братьев, дедушка, дядя, прадедушка и прочие прапрапра Филиппа были столярами. Сколько себя помнил мальчик, в доме Стульсов всегда стоял запах свежей стружки, а мебель, посуда и игрушки были исключительно деревянными. С ранних лет Филиппа готовили к будущей столярной карьере, и с каждым годом он все больше убеждался, что дерево не его стезя.
Первая же табуретка, собственноручно сколоченная мальчиком, была жестоко сломана запрыгнувшей на нее кошкой.
В скворечнике, над которым он, высунув язык, трудился целую неделю, скворцы жили всего один раз, и то недолго. Через пять минут после вселения пернатые супруги вылетели наружу, утыканные занозами, как подушечки для иголок. На прощанье скворцы возмущенно проорали что-то на своем птичьем языке и скрылись за горизонтом, обгадив голову незадачливого мастера.
Когда бракованные изделия перестали помещаться в дровяном сарае, Филипп понял: он ненавидит дерево всей душой, и оно отвечает ему полной взаимностью. Поэтому братья легко бегают в грубых дубовых башмаках, а у него от них мозоли, поэтому его руки ноют от тяжелого инструмента и поэтому от запаха столярного клея его тошнит.
Поздно вечером, когда дом заснул, мальчик сел у окна своей комнаты и глубоко задумался. Кем же теперь, собственно, ему быть?
Рассматривая себя в высоком мутном зеркале, Филипп попробовал примерить на себя разные варианты будущей судьбы. Рыжие волосы, желтые кошачьи глаза, передние зубы длиннее остальных и выступают вперед. Нескладное сутулое туловище органично переходит в такие же нескладные руки-ноги. Торчащие коленки не только некрасивы, но еще и неудобны — во время бега они почему-то стукаются друг о друга. Представить эту личность одетой в дорогой костюм невозможно при самой богатой фантазии. Еще менее вероятно, что он сможет поступить в университет — заплатить за обучение в состоянии разве что богатый аристократ, но уж никак не столяр.
Может быть… художник? А что — отличная идея!
Когда Филиппу исполнилось двадцать, семья окончательно смирилась с тем, что золотые руки младшенького растут не из того места, из которого им положено расти у столяров. Самостоятельно Филипп не мог даже карандаш толком заточить, просил братьев. Зато он освоил азы пейзажа и приступил к изучению тел живых существ. Для этой цели была приобретена иллюстрированная энциклопедия, и молодой человек ежедневно перерисовывал из нее по странице.
Все шло так хорошо, и вот… Беда грянула внезапно. Теперь ему придется покинуть город.
Филипп аккуратно сложил в сумку стопку чистой бумаги, карандаши, кисти, краски, энциклопедию. Подумал и вынул энциклопедию. Если все сложится удачно, он сможет рисовать с натуры вдали от дома. В конце концов, настоящие художники часто путешествуют.
Когда отец поднялся в его комнату, Филипп был уже полностью одет и сжимал в руках мягкую дорожную сумку. Подозрительно красные глаза отца встретились с испуганными глазами сына.
— Уже? — одними губами спросил Филипп.
— Пора, сынок.
— Но ведь на площади еще пусто. Я буду как на ладони.
— До рассвета мы с тобой тихо посидим в кустах. А потом, когда площадь наполнится людьми, ты выйдешь и смешаешься с толпой. Помнишь наш уговор? Ты нанимаешься на любую работу за любые деньги. Не торгуйся. Не стесняйся нахваливать свои таланты. Главное, чтобы хозяин, который тебя наймет, выглядел приличным господином и чтобы он был не местный. Я буду незаметно следить за вами, не бойся. Удостоверюсь, что все в порядке. Смотри, как приедете на место, сразу напиши! Даст бог, по соседним деревням искать не будут, через год-другой сможешь вернуться обратно.
— А может, просто уехать и писать картины на заказ?
Столяр замялся.
— Не хочу тебя обижать, сынок, но пейзаж с мельницей, который ты подарил нашей соседке, она сожгла в печи. А потом еще и позвала священника, чтобы освятить дом после скверны. Сказала, что это дьявольское искушение, какие-то треугольники и квадраты, а над ними вообще… нарисован голый зад…
— Это было мельничное колесо, папа!
— Но оно было розовым и почему-то раздвоенным!
— Я так вижу!
— Сынок, прости, но мы с матерью не хотим рисковать. Вас всего семеро.
Филипп молча кивнул.
— Братьям мы ничего не сказали, чтобы не проболтались случайно. Знает только Мартин. Мать не придет, не хочет расстраивать тебя перед дорогой. Мы очень любим тебя, сынок, — тихо добавил отец и протянул ему продолговатый сверток.
— Что это?
— Специальный карандаш с выдвижным грифелем. Мартин разыскал в какой-то лавке. Ты же у нас насчет дерева… в общем, сам понимаешь. Мы с матерью подумали: не дай, господи, начнешь точить свои карандаши — еще зарежешься…
— Спасибо, папа, — растроганно сказал Филипп, прижимая к груди подарок. — Не волнуйся. Найду иногороднего господина, наймусь, уеду. И сразу напишу.
Город. Герцогский дворец, кабинет Наместника
Свое прозвище Куриная Лапка получила в детстве. Те, кто помнил ее в те годы, утверждали, что, если не обращать внимания на скрюченную после болезни правую ручку, от прелестной белокурой девочки было глаз не оторвать.
Сейчас внешность гадалки производила скорее противоположный эффект. Она носила лохматые, черные как смоль волосы, нос удлинился и угрожающе навис над тонкими губами, и ни один человек в городе не мог выдержать ее взгляд. Некоторые говорили, что старуха настоящая ведьма, и сама Лапка не опровергала этих слухов. В конце концов, в доме каждой уважающей себя женщины найдется метла, которую она может использовать по своему усмотрению. С тех пор как Наместник принял ее в штат своих официальных помощников, ей не было нужды рекламировать себя и принимать частных клиентов.
Утро Куриной Лапки начиналось так: ровно в восемь (летом в семь) часов она входила в кабинет Наместника и раскладывала на его столе простенький пасьянс «косынка». Если пасьянс сходился, Наместник удовлетворенно кивал и отпускал работницу колоды домой. Если же с раскладом возникали сложности, старик настораживался и требовал немедленно определить источник возможной опасности.
За устранение этого самого источника опасности отвечала уже не гадалка, а трое помощников: казначей, ксендз и канцлер. Так как Куриная Лапка ни разу не дала точных примет беды, а выражалась профессионально обтекаемо, о ее «предсказания» можно было мозги поломать.
Борцам со злом приходилось работать втроем. Для удобства совместной деятельности вышеназванным государственным лицам даже пришлось съехаться в общий кабинет. Три золотые буквы на двери — ККК— отражали равенство их положений, но, как любил шутить канцлер: «На „К“ казначея золота пошло немного больше».
Помещение поражало посетителей смешением стилей (в его убранстве причудливо переплелись элементы монастырской кельи, парадного зала, бухгалтерии и библиотеки), а также тремя невиданных размеров столами, составленными буквой «Т». Нутро резного орехового буфета скрывало достойную коллекцию хрустальных графинчиков с напитками, среди которых особенно выделялся ведерный графин с церковным кагором. Скромное золотое распятие и портрет Великого герцога в полный рост довершали картину.
