Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
По мнению Ф. Д. Джеймс и Т. А. Критчли, авторов книги о рэтклиффских убийствах (1971), за месяцы, последовавшие за этими преступлениями, более решительный министр внутренних дел мог бы провести в парламенте закон о создании централизованной полиции, но тогдашний министр, человек равнодушный и апатичный, к тому же считал, что такая организация уместна и оправданна лишь за пределами Британии, где люди не доверяют друг другу. Авторитарные правительства за рубежом используют силы полиции для подавления собственного народа. Свободнорожденные англичане, как это принято считать, не потерпят такого ущемления их исконного права на свободу: «В Париже существует превосходная полиция, но плата за это весьма велика. Я предпочту мириться с тем, чтобы раз в три-четыре года на Рэтклиффской дороге полудюжине человек перерезали глотки, лишь бы не заявлялись ко мне в дом полицейские, не рыскали бы повсюду сыщики, не использовались бы у нас все эти ухищрения французской полиции».
Предложениям создать единую полицейскую службу противостояло убеждение в том, что «сильная рука» — палка о двух концах и является как благом, так и проклятием. Государство в то время играло в Британии роль гораздо меньшую, чем сейчас: обязательное школьное образование ввели лишь в 1880 году, утверждения законом пенсий по возрасту пришлось ждать до 1909-го, а создания Национальной службы здравоохранения — до 1948 года.
И все же через восемнадцать лет парламент наконец санкционировал решение проблемы лондонской полиции: была организована единая полицейская служба, координирующая работу по охране порядка во всем Лондоне и оплачиваемая за счет налогов. В 1829 году парламент издал закон об реформировании полицейской службы в Лондоне и округе. Новая полиция была отдана под начало министра внутренних дел сэра Роберта Пиля, уже сумевшего реформировать полицию Ирландии. В 1829 году, на момент создания новой силовой структуры, в нее входило более тысячи человек, прозванных пилерами.
Создание новой полицейской службы нередко представляется поворотным пунктом в истории полиции, но ответственному и дотошному историку затруднительно было бы провести водораздел между «до» и «после». Службу несли многие из бывших вояк, и действовали они во многом по-старому, сохранилась и прежняя терминология («констебли»), и привилегия могущественного лондонского Сити не подпадать под юрисдикцию новой структуры. (Пилю хватило благоразумия понять, что игра в данном случае не стоит свеч, и Сити по сей день обладает собственными полицейскими силами.) По сути, статистика говорит нам, что количество преступлений шло тогда на убыль, и потребность в создании полиции была порождена скорее возросшим страхом перед преступностью. Создание полиции явилось частью общего стремления очистить города и упорядочить городскую жизнь. Представлению о безопасности отвечало и удаление с улиц нищих и попрошаек, ремонт дорог и отмена шумных ярмарок. Принятие подобных мер облегчало борьбу с преступностью.
Но какую бы сторону процесса (преемственность или перемены) ни выделяли в своих исследованиях историки, ясно, что создание Лондонской полиции стало важным достижением, сопровождавшим зарождение среднего класса. При том что такие определения, как «рабочий класс» или «средний класс», достаточно шатки, закон 1832 года об избирательной реформе проводит различительную грань между двумя группами населения, ранее скопом именуемыми «низшими классами».
В 1832 году контингент людей, имевших право голоса, с 400 тысяч возрос до 650 тысяч человек. Были ликвидированы некоторые явные аномалии предшествующего избирательного законодательства — как, например, так называемые «гнилые местечки», посылавшие в парламент депутатов голосами лишь горсточки избирателей. Теперь же голосовать могли все мужчины, обладавшие достаточным имуществом — земельным участком стоимостью не меньше десяти фунтов. Право голосовать получили и мастера-ремесленники, успешные, наделенные особенным статусом предприниматели. Те же, чья собственность оказывалась пусть немного, но менее ценной, например профессиональные торговцы, исключались из политической жизни, что нередко превращало их в радикалов. Между этими двумя классами возникали конфликты, причем полиция неизменно выступала на стороне среднего класса.
Организованные и сплоченные полицейские силы Роберта Пиля разительно отличались от своих разношерстных предшественников. Во главе их стояли два комиссара, под началом которых, согласно циркуляру Пиля от 20 июля 1829 года, находилось по три помощника — главный, второй и третий. Помощники полагались и казначею (главный финансовый пост). Также в состав новой структуры входили 8 суперинтендантов, 88 сержантов и 895 констеблей.
Чрезвычайно важно, что все лондонские полицейские отныне должны были действовать координированно. Между отделениями теперь регулярно курсировали гонцы с донесениями, а вместо прежнего листка «Разыскивается…» с сообщениями о преступлениях стала выходить куда более полная The Police Gazette, в которой печатались последние новости о всех подозрительных случаях. Ежедневные распоряжения и приказы констеблям отдавались с самого верха.
Половина пилеров несла патрульную службу в ночное время, другая половина дежурила днем — они постоянно обходили улицы со скоростью две с половиной мили в час. Присесть отдохнуть во время дежурства не разрешалось. Одеты они были в длиннополые синие форменные мундиры на восьми пуговицах. Цвет формы имел значение: синий, а не красный, он позволял отличать полицейских от солдат. Никто в Британии не желал видеть на улицах солдат — в особенности после ужасного побоища в 1819 году в Питерлоо, когда солдаты и гусары жестоко разогнали мирный сход, убив одиннадцать и ранив многих его участников.
Обязательным элементом полицейского обмундирования были кожаные ошейники, защищавшие от захвата удавкой и удушения, на которых значился личный номер полицейского, — и даже теперь, когда номер офицера полиции наносится на погоны, его называют номером на воротнике. Белые панталоны приобретались самостоятельно, официально не считаясь частью формы; голову покрывал цилиндр высотой шесть дюймов, что делало полицейских похожими скорее не на военных, а на гражданских лиц. У них имелись трещотки наподобие тех, которыми пользуются футбольные болельщики, для того, чтобы подзывать подмогу; впоследствии трещотки заменили на более эффективные свистки.
Констебли вступали в полицию в основном по финансовым соображениям, желая обеспечить себя материально. Но при этом констебли 3-го класса, которым платили 16 шиллингов и 8 шестипенсовиков в неделю, находили жалованье свое недостаточным. В 1848 году группа из десяти констеблей подала начальству жалобу. «Женатые полицейские, — писали они, — по большей части пребывают в долгах и не в состоянии изыскивать средства для оплаты жилья и покупки самого необходимого, что потребно их женам и детям». Впрочем, со временем службу в полиции начали считать экономически стабильной, что все больше привлекало наемных рабочих из других отраслей. Ответственные за прием в полицию стали более разборчивыми и подняли планку требований к кандидатам. Так, минимальный рост полицейского вместо 5 футов 7 дюймов был теперь 5 футов 9 дюймов.
Разумеется, все эти перемены не встречали единодушного одобрения: общество осуждало дороговизну новой структуры и скучало по привычной, старой и доброй, пускай и не совсем неподкупной ночной страже. Новым пилерам полагалось проявлять вежливость и услужливость, и тем не менее страх общества перед «ищейками» был настолько велик, что их нередко осыпали оскорблениями, в том числе наделяя всевозможными прозвищами: «свежие лобстеры», «синие черти» и «Пилева шайка», — в частности и потому, что полицейские обязаны были носить форму даже во внеслужебное время.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
