Не сложилось.
Когда мы оба были практическими голыми и полностью готовыми в нужных местах (все работало и стреляло) я ударилась в слезы. В очень прямом смысле и более чем натурально. Так натурально, что мне аж самой стало страшно, и я завыла похуже, чем когда мне не выдали грамоту лучшей ученицы школы, которая мне на хрен была не нужна… но принцип, принцип-то есть!
Испанец явно прифигел и постарался меня успокоить, очень мягко и проникновенно, от чего мне стало дико обидно. Ведь трахаться надо, а я не могу, потому что плачу. Поэтому я зарыдала еще сильнее, уже от жалости к себе и обиды. Продолжая жалеть себя и обижаться, я копнула глубже, пытаясь ухватить первопричину всех бед за хвост, а уяснив-таки суть, перестала голосить, целомудренно сдвинула ноги и поняла: на секс в ближайшие лет сто можно не рассчитывать.
Он принял меня за девственницу, расчувствовался еще больше, проникся моей чистотой и принялся щебетать по-испански в ускоренном темпе. Но вечер перестал быть томным. Магия покинула средиземноморский воздух. Я ощутила себя на берегу родного загрязненного болотца в компании левого мачо, красивого, но абсолютно пустого и чужого.
Испанец был предельно нежен, сцеловывая слезы с опухшего лица, и я была благодарна вечеру за то, что он все-таки вечер, стемнело и плохо видны мои покрасневшие поросячьи глазки. Испанец обещал мне что-то. Неужели жениться? Или быть осторожным?
Хуже всего: секса хотелось, но не с ним. Физически я была абсолютно готова, более чем готова! Но морально… в моем окончательно разъ*банном безответной любовью котелке засела дикая мысль «я предаю любовь». Прикиньте западло?
Я реально считала, что изменяю своей единственной, первой и последней любви, чего делать никак нельзя. Подсознательно ощущала, что нахожусь в серьезных отношениях, хотя никаких отношений не было. Снаружи у меня «стояло» все, а внутри горело красным, хотелось домой, в кроватку, продолжать рыдать.
Пока Испанец вел себя как истинный джентльмен и утешал меня, с прицелом на будущее или по доброте душевной, выбирайте, как вам больше нравится, а мне без разницы. Так вот, пока он утешал меня, я начинала понимать, что за все время, прошедшее с эпохи фон Вейганда, я ни с кем и ни разу не спала. Дело дрянь.
Мне хотелось пробовать снова, но рисуя сюжет на несколько ходов вперед, я упиралась в тупик и понимала, что снова разрыдаться, когда агрегат Испанца окажется готов к эксплуатации, будет жестоко и тупо, чуть более, чем полностью.
«Не можешь срать, не…» — начал было внутренний голос, но я призвала его вспомнить о культуре, духовности, нравственности.
— Заткнись! — слово, которое всегда помогает.
Я искренне ожидала, что парень благополучно спетляет в поисках более легкой и не обремененной душевными терзаниями добычи. Однако он показал себя крепким орешком. Да и собственно все у него было весьма крепким и весьма доставляло, чего уж там секретничать.
Испанец не удалялся с моего горизонта, а наоборот — окружил нежностью и лаской. Целомудренно касаясь его рельефного тела, я думала о двух вещах. Такие плечи на вес золота, их нельзя выпускать из-под пальцев… и мне совсем не хочется с ним секса. Почему? Что же это за дерьмо творится?!
Лежит перед вами заманчивая шоколадка, со всех сторон хороша, и вы голодны сверх меры, а шоколад в горло не лезет. Чисто визуальное наслаждение. Обидно, досадно, но ладно.
Стоит ли говорить, что в глазах Испанца я сохранила непорочность навсегда? Он провожал меня до самого аэропорта, и потряс маму преданностью. Она всерьез считала, что надо обратить на него внимание. Я же о нем и думать забыла, стоило самолету воспарить к небесам.
Возможно, Испанцу следовало скрутить меня и трахнуть в принудительном порядке. Возможно, нам никогда не хочется того, что само плывет в руки. Возможно, мне надо было напиться и все само собой пошло бы в нужное русло.
Я ломала голову над своим состоянием и доломалась до того, что вспомнила: мой крестик у фон Вейганда. Мысль заставила внутренних кошек экспромтом отыграть фламенко-шоу.
На кой же черт ему сдался мой крестик? Допускаю, он мог выбросить его и забыть… Однако, что если вместе с моим крестиком он держит в руках мое сердце?
Воображение подкинуло несколько ярких картинок. Специальное издание для параноидального психоза: фон Вейганд совершает над крестиком темно-магический ритуал. Кровь, сердца в симпатичных баночках, пентаграммы. Живенько, ничего не добавишь.
Становлюсь нудной и многословной… О, да!
***
Я посмотрела в зеркало, потом взвесилась на весах, снова повертелась перед зеркалом и пришла к выводу: так продолжаться больше не может. Надо худеть. За восстановительный период кое-кто основательно отъелся.
Когда-нибудь мне выпадет честь написать популярную книгу о секретах идеальной фигуры и заработать кучу бабла. А пока у меня нет ни идеальной фигуры, ни кучи бабла. Поэтому знаю только два основных способа привести себя в божеский вид: не жрать все подряд и заниматься спортом.
Я не могу не жрать, потому что уже и так не пью, не курю, не принимаю наркотики, не трахаюсь… то есть по доброй воле лишаю себя всех благ мирской жизни. Без еды моё существование потеряет какой-либо ориентир.
Пришлось тащить свою изрядно заплывшую тушку в спортзал.
Мечты мои меж тем наполнились блондинами. Почему? Потянуло на экзотику. Меня блондины никогда особо не привлекали, но с недавних пор я начала высматривать их в толпе. Вот раньше бритый череп заставлял сердце биться чаще, а сейчас никаких эмоций, ноль по фазе. Вот раньше мне маслины всегда нравились, а сейчас смотреть на них нету сил… другое дело — оливки. Вкусы меняются, ага?
После очередной тренировки, купания и стирания грязной одежды, я выпала в осадок на диванчике. Собственная квартира, никаких лишних воспоминаний. Все с начала. Ах, какая же я молодец. Спасибо, ублюдок, что оставил мне денег.
Спать особо не хотелось, поэтому я врубила телик и, случайно переключая каналы, попала на интервью с неким Вальтером Валленбергом. Мне понравилась фамилия и то, что он миллиардер, поэтому было решено ознакомиться поближе.
Седой старичок в ладном костюме. Впрочем, глубокие морщины и почтенный возраст не прибавляли ему добродушия. Он явно привык отдавать приказы и не терпит сопротивления, это ощущается мгновенно, на уровне подсознания. Четко вырезано в упрямой складке тонких губ, отражается в пронзительном взгляде, цепком, проникающем в твою душу.
Сейчас опять начнут заливать о благотворительности, представляя очередного тирана в образе ангела. Вот создал замечательный фонд для пожертвований, тут помог и там подсобил, не забывает о людях, обеспечивает рабочие места.
Наверное, в молодости этот Валленберг был классическим красавцем. Блондин с голубыми глазами. Его глаза до сих пор удивительно яркие, льдисто-небесные. То ли освещение в студии постаралось, то ли хорошая генетика. Обычно цвет с возрастом тускнеет, блеск уходит и остается что-то непонятное, малопривлекательное.
