Книга Проклятый цветок - Надежда Волгина

– Мира! Ты живая?! – кто-то тряс меня за плечо.

Я разлепила глаза и в первый момент не поняла, где нахожусь. Холодно было так, что зубы выколачивали барабанную дробь, и я не могла пошевелить даже пальцем. Надо мной нависла Арина и что-то кричала. Наверное, уши мои так замерзли или их заложило от ее крика, только я видела, как активно она шевелит губами, а ни звука не улавливала.

– Да ты слышишь меня вообще?! – вдруг прорвало плотину, и в уши мои хлынул оглушающий голос Арины. Она трясла меня, растирала руки, щеки. – Идите сюда, я нашла ее! – крикнула она кому-то еще. – Ты с ума сошла – спать в лесу?! Простудилась же, наверное, насмерть…

Прибежала запыхавшаяся Катя, с явными следами слез на лице.

– Мира, боже мой!.. – она упала на колени, обхватила меня и прижала к себе. – Как же ты нас напугала. Я думала ты сгинула в лесу, да еще и в такую ночь. Мы уже часа четыре тебя ищем.

Вокруг меня столпился народ. Стыд постепенно вытеснял все остальные чувства. Что, должно быть, они все обо мне думают. И где Булат?

– Какой еще Булат? – переспросила Арина, и я прикусила губу, поняв, что задала вопрос вслух. – Поднимайте ее, чего стоите, – забыла она уже про Булата и раздавала команды мужчинам. – Да закутайте в одеяло, окоченела вон вся…

Через полчаса я уже покоилась на Катиной кровати, обложенная подушками. Меня била крупная дрожь, лицо пылало, словно охваченное огнем. Я поняла, что у меня поднялась высоченная температура. Голова раскалывалась и тошнота накатывала волнами. Рядом хлопотала Катина мама, такая же заплаканная, как и дочь.

– Простите меня, – прохрипела я. Горло саднило, будто по нему прошлись нождачкой несколько раз. – Сама не знаю, как так вышло.

– Молчи, деточка. Чего уж там… – велела мне тетя Света. – Выпей на-ка таблетку. Жар у тебя сильный. Нужно срочно сбить. Ох, боженька, только не допусти воспаления, – перекрестилась она на икону.

Катя с Ариной сидели тут же – в ногах моих. Брови Арины были сердито сдвинуты, но в глазах плескался страх. Катя так и вовсе плакала.

– Мам, а может за Степанидой сбегать? – шмыгнула она. – Вон как ей плохо, – кивнула она на меня.

А мне было не то что плохо, я чувствовала, что умираю. Никогда в жизни я так не простывала, чтобы болело все сразу и дышать было нечем. Я слышала, как из моего горла вырывались хрипы. Даже если и хотела сказать что-то еще, то не смогла бы.

– Точно, доча! Беги живо! Без нее нам не справиться.

Кажется, я потеряла сознание. Когда в следующий раз очнулась, почувствовала, что на лбу лежит что-то холодное. На мне уже не было одеяла. Его заменила тонкая простыня. В комнате пахло уксусом и еще какими-то травами. Возле кровати, на стуле, сидела сморщенная старушка и беспрерывно что-то бормотала.

– Очнулась, голубушка? – встрепенулась старушка и открыла глаза. Я поразилась тому, какие они у нее яркие. – Ну-ка?.. – она прикоснулась тыльной стороной ладони к моей шеи. – Кажется, жар спал. Давай-ка, накроем тебя потеплее. Уже можно.

Она сняла простыню и укрыла меня одеялом. Я пока еще не поняла, как чувствую себя. Но голова и горло все еще сильно болели. Говорить я точно не могла. Язык словно опух и не ворочался во рту. Пить хотелось со страшной силой, и я скосила глаза на тумбочку, где стоял стакан с чем-то коричневым.

– Давай-ка, попьем травки, горемычная.

Старушка с неожиданной для нее прытью и силой подняла мне голову и поднесла стакан к губам. В рот потекло что-то горькое, но выплюнуть мне не дали.

– Пей, кому говорю! – прикрикнула старушка. – Степанида еще никого на тот свет не отпускала и тебя удержит. Впредь неповадно будет по лесу шляться купальскими ночами.

Она заставила меня выпить всю горечь до дна, вернулась на стул, закрыла глаза и снова начала что-то бормотать. Мне стало так страшно, глядя на нее, что я забыла и про боль, и про тошноту. Пошарила глазами по комнате и поняла, что находимся мы в ней одни. Наверное, от испытанного шока я снова потеряла сознание.

В следующий раз пришла в себя, от того что кто-то обтирал меня.

– Ну слава Богу, очнулась, – радостно воскликнула тетя Света. – Переодеваю я тебя не дергайся. Вон, вся сорочка мокрющая, так вспотела. Жар спал, значит. Степанида сказала, что больше не поднимется он. Велела лежать тебе три дня, не вставая. А на четвертый прийти к ней, поговорить она с тобой о чем-то хочет.

Все это она тараторила, переодевая меня во все сухое и меняя постельное белье. Мне стало стыдно, что добавила ей хлопот своей дуростью. Хотя, встречу с Булатом я таковой не считала и ни о чем не жалела, кроме может быть того, что уснула в лесу. Еще недоумевала, куда он подевался? Может ушел ненадолго, а тут Арина меня нашла. И вернуться он не решился. И каждый раз, стоило мне подумать о нем, на губах появлялась счастливая улыбка. Как же мне было хорошо тогда! Ради такого не жалко и умереть. Правда, за эти мысли я тоже себя ругала – мать-то с отцом тут причем, их-то за что несчастными хочу сделать?

Закончив процедуры и переодевание, тетя Света потрогала мой лоб и только после этого разрешила зайти в комнату девчонкам.

– Кать, ты прости меня, что выгнала тебя из комнаты, – с трудом проговорила я. Горло все еще ужасно болело. Горькую настойку, которую опять заставила меня выпить мама Кати, я еле проглотило. Казалось, что там все так опухло, что воздуху-то некуда поступать.

– Да перестань, – махнула рукой она. – Слава богу, что вообще живая осталась. Я думала поседею, пока ты тут без сознания валялась.

– А долго я валялась?

– Так вечер уже, а нашли мы тебя рано утром, всю окоченевшую.

– Так, пусти-ка меня! – Арина отодвинула Катю и села не стул, на котором до этого сидела страшная старушка. – А теперь расскажи-ка нам, подружка, какого лешего тебя в лес потянуло?

– Ариш, может она потом расскажет, – неуверенно встряла Катя, а глаза у самой горели неподдельным любопытством.

– Нет. Пусть сейчас рассказывает. Это будет ей наказанием за наши седые волосы.

Я невольно бросила взгляд на ее идеально собранный хвост и ни одного седого волоса не заметила. Даже попыталась усмехнуться, впрочем, сразу же скривилась от боли.