Убранство комнаты совсем не похоже на то, что я надеялась увидеть в графском особняке. Такие шторы у нас можно встретить разве что в дачных домиках. Я уж не говорю про глиняную посуду.
На мне — моя ночная рубашка со скромной вышивкой по вороту и рукавам.
А как же графский особняк, роскошные наряды, драгоценности?
Но сейчас меня гораздо больше волнует другой вопрос. Мы поменялись местами с той, другой Наташей Закревской. Но поменялись ли мы с ней и телами тоже?
Я почти настроила себя, что заглянув в зеркало, увижу отражение дородной девицы с рыжими буклями. А что? Полнота, говорят, тогда была в моде.
Зеркала в комнате нет, и меня мучают страхи вплоть до прихода пожилой женщины в забавном зеленом сарафане. Кажется, мой вид ее ничуть не удивляет.
— Графинюшка, да зачем же ты встала-то? — с порога всплескивает она руками. — Доктор же не велел.
Она берет меня за руку как ребенка и ведет обратно к кровати. У нее добрые глаза и руки натруженные, с мозолями.
Кажется, ничто в моем облике ее не удивляет, а значит, теория об обмене телами получает дополнительный балл.
Женщина укладывает меня в постель, заботливо укрывает толстым стеганым одеялом и участливо спрашивает.
— Может, надобно чего, Наталья Кирилловна? Я быстрехонько принесу. Молочка парного или чаю с медком?
Я мотаю головой и выдыхаю:
— Зеркало! Принесите мне зеркало!
И вижу, как удивленно вытягивается ее морщинистое лицо.
— Графинюшка, да зачем же тебе сейчас на себя любоваться? Вот встанешь на ноги, в баньке намоешься, Дашутка тебе волосы уложит… А нынче чего же? Исхудала вон как…
Но я смотрю на нее с такой мольбой, что она сдается.
— Ну, ладно, коли изволишь… К сестрице твоей в комнаты схожу и принесу.
Это что за новость? Ни о какой сестре мне не говорили!
Женщина возвращается через несколько минут — с пустыми руками.
— Прости, Наталья Кирилловна, не принесла. Барыня не велела. Барышня-то зеркальце дала, да на лестнице меня Татьяна Андреевна увидали. Пришлось все как есть рассказать — и про то, что ты с кровати встала, и про зеркальце. А она сказала — ни к чему тебя волновать. Вот доктор завтра приедет, если разрешит…
— Разрешит что??? — я гневно сжимаю подушку. — В зеркало посмотреться? А почему в моей комнате зеркала нет?
Дверь приоткрывается, и я вижу седого мужчину в старом сюртуке — он смотрит на меня и, кажется, плачет.
— Никак очнулись, Наталья Кирилловна? Ступай, ступай, Меланья. Мне с ее сиятельством поговорить надобно.
Женщина сердится:
— Да какое поговорить, Захар Кузьмич? Барышня только в себя приходить стала! Да зачем же ее сейчас утомлять? А коли барыня узнает?
— Ступай, Меланья, — мужчина повышает голос. — Молока, что ли, принеси Наталье Кирилловне.
Женщина, охая, набрасывает мне на плечи цветастую шаль и выходит. Конечно, как я могла забыть — девушке неприлично разговаривать с мужчиной, будучи одетой в одну ночную рубашку. Хотя, как говорит этикет, мне вообще неприлично разговаривать с мужчиной! Или на старых слуг это правило не распространяется?
Мужчина разглядывает меня с нескрываемым любопытством.
— Здравствуйте, Наталья Кирилловна! — дрожащим голосом говорит он. — Уж и не чаял с вами свидеться. С прибытием, ваше сиятельство!
Я на всякий случай киваю.
— Видели бы вас ваши батюшка с матушкой! До чего же вы похожи на Евгению Николаевну! Одно лицо! Та тоже красавицей была каких поискать.
Мне о многом нужно его расспросить! Но от волнения я не могу сказать ни слова. Кажется, он это понимает.
— А с другой Натальей Кирилловной вы тоже шибко похожи. Та, правда, до болезни пополнее была. Но за месяц тоже исхудала. Вы не волнуйтесь, ваше сиятельство, у барыни стол хороший — быстро в тело войдете.
Я холодею от этой фразы. Но сказать ничего не успеваю, потому что он продолжает объяснять:
— Опекуном вашим является ваша тетушка Татьяна Андреевна Самохвалова. Прежде-то дядюшка был, родной брат вашей матушки. Да только помер он десять лет назад. У Татьяны Андреевны дочка есть — сестрица ваша двоюродная София Васильевна.
— А как я к ним обращаться должна? — я, наконец, нахожу в себе силы задать вопрос. — Вы извините, Захар Кузьмич, кажется? Но в том времени, из которого я прибыла, все по-другому.
Я не решаюсь рассказать ему, что у нас нет никаких ни графов, ни князей. Зачем волновать старого человека?
— Тетушку Наталья Кирилловна завсегда называла по имени-отчеству — та другого обращения не любит. А сестрицу можно и Софией, и Софой, и Сонюшкой.
— А титул у них какой? — уточняю я.
Он разводит руками:
— А нету никакого у них титула, — мне кажется, или в его голосе слышится затаенное торжество? — По материнской линии только ваш дедушка был пожалован во дворянство за боевые заслуги — до него род к благородным не относился. Да и крепостных у Самохваловых всего пятьдесят душ.
Пятьдесят душ крепостных! Мне кажется, я сплю.
— А когда матушка ваша за графа Закревского вышла, Татьяна Андреевна дюже ей завидовала, хоть и нехорошо, может, так говорить.
Я слышу шаги за дверями и шепчу:
— Захар Кузьмич, миленький, а что за женщина за молоком пошла? Кто она?
Он тоже понижает голос:
— Нянюшка это ваша, Меланья Никитична. Хорошая женщина. Матушка ваша очень ее любила.
На подносе у нянюшки — кружка с молоком да покрытый глазурью пряник. Мой желудок сразу начинает урчать — давно пора подкрепиться. Я съедаю пряник и выпиваю молоко слишком быстро для только-только оправившейся от болезни девицы, но Меланья Никитична этому только радуется.
— А что же тетушка? — интересуюсь я. — Она придет меня навестить?
Нянюшка хмыкает. Отвечает Захар Кузьмич:
— Вот коли доктор скажет завтра, что вы вполне здоровы, так и навестит.
— Доктор? — пугаюсь я.
Старик снова отсылает Меланью Никитичну — теперь уже за дровами. И только когда за ней закрывается дверь, начинает меня успокаивать:
— Не волнуйтесь, Наталья Кирилловна, доктор человек хороший, еще батюшку вашего пользовал.
— Но он же увидит, что перед ним — другая Наташа. Он же во время болезни ее наблюдал! Его-то обмануть не получится.
Но Захар Кузьмич спокоен как удав.
— Не извольте беспокоиться, барышня. Зрение у доктора плохое. А вы еще чепец на себя наденьте. Прежняя Наталья Кирилловна часто в чепце его принимала.
Я хихикаю. Пытаюсь представить себя в чепце.
