Мой отец фыркнул, и это без слов сказало мне, что именно он думал по этому поводу.
– Как насчет Аризоны? Это больше пойдет ей на пользу, не так ли?
– Ты же не хочешь летать с ней туда и обратно все лето? И я не думаю, что это будет так уж полезно. Кроме того, я не могу надавить на ее тамошних подруг. Я разговаривала с Эмили и Амандой.
– Кто такие Эмили и Аманда?
– Ты же знаешь, Эмили Кристоферсон и Аманда Грин. Их дочери – подруги Маккензи и…
– Это те дамы, с которыми ты ходила на винные экскурсии?
Я чуть не прыснула, представив, как мама ощетинилась. Папа считал, что винные экскурсии – тупое времяпрепровождение. А мама считала, что это самое лучшее развлечение, уступающее только походам в церковь.
– Да. Это они, – почти прорычала она. – Но я поговорила с ними о Зое и Джианне. Они сказали, что девочки будут рады видеть Маккензи, но ты сам знаешь, что от этого мало толку. Подростки не умеют выражать сочувствие, поэтому просто стараются держаться подальше.
– Разве не то же происходит и с взрослыми? – возразил папа. – Мы не общались с Тони и Дэниллой с самых похорон.
Последовало молчание.
Мама фыркнула.
– Ну, мы говорим сейчас о Маккензи и ее подругах.
– Если они не хотят поддержать свою подругу, пусть это останется на их совести. А нам нужно решить, что делать здесь и сейчас. Лучше всего будет, если мы найдем ей занятие. Она должна быть занята. Она должна…
Я наклонилась вперед, ухватившись рукой за балясину. Что он собирался сказать?
– Что? – мама еще раз фыркнула. – Ей нужно уехать? Подальше от нас?
– Расскажи мне еще раз, кто такая Нэн, – сдался папа.
Это была очередная ссора, счет которым я уже потеряла. Это стало их обычным занятием. Родители думали, что мы с Робби уже спим, и бросались в бой. Они, похоже, с нетерпением ждали этого момента.
Но они ошибались в своих предположениях.
Робби они укладывали в постель и гасили свет в его комнате. А мне лишь легонько стучали в дверь и спрашивали:
– Ты уже в кровати, дорогая?
Это ласковое обращение менялось по принципу ротации. Примерно раз в пять дней меня называли «дорогая», другими обращениями были «солнышко», «малышка», «дочурка» и «милая». Но в тот момент я никогда не была в кровати. В комнате все еще горел свет, но после того, как я громко говорила «да», они уходили.
Однако мне не следовало жаловаться. Мы провели неделю у бабушки с дедушкой, и она тянулась, как две. Пока нас не было, родители были очень заняты.
Не знаю подробностей, но они купили новый дом. Потом были похороны. Уиллоу похоронили в Портланде, чтобы можно был посещать ее могилу. Хотя мы летали в Аризону на поминальную службу. Она была организована не ради нас, а в основном ради друзей Уиллоу, моих друзей, друзей наших родителей и наших родственников.
Вернувшись из Аризоны, мы сразу же поехали в наш новый дом. Я назвала его «новый новый», потому что это был уже второй дом, в котором мы поселились в Портланде. В новом новом доме я ни с кем не делила ванную. Там было четыре спальни. Моя спальня и спальня Робби находились на втором этаже, и у каждого была собственная ванная. Комната наших родителей была расположена на первом этаже, там же была и комната для гостей.
И в этом доме не было места для Уиллоу.
Она была единственной из нас, кто уже успел обустроиться в новом доме. Остальные распаковали еще не все свои вещи.
Уиллоу…
Я вспомнила, как Уиллоу лежала в гробу – но нет, я не должна была думать об этом.
Мой телефон запищал.
Я схватила его и отключила звук, чтобы родители не узнали, что я их подслушивала. Опять.
Сняв блокировку, я увидела сообщение от Райана. У меня потеплело в груди.
Райан: – Я иду в кино с друзьями. Хочешь пойти с нами?
Кино? Я посмотрела на часы. Был уже десятый час. Я написала ответ.
Я: – Последний сеанс?
Райан: – Да.
Я: – А что за кино?
Райан: – Про супергероя. Пойдешь?
Меня не слишком интересовали такие фильмы.
Я: – Да.
Я хотела увидеть Райана, пусть даже мне пришлось бы тайком уйти из дома.
Сначала мы с ним переписывались по электронной почте. Потом наши отношения пошли дальше – он позвонил мне в отель. А когда у меня появился новый телефон, мы стали каждый день посылать друг другу сообщения.
По большей части он интересовался, как себя чувствует Робби. А я интересовалась, как обстоят дела с компьютерными играми. Два раза он спросил, могу ли я спать. Но я не стала отвечать на этот вопрос. Потому что ответ был отрицательным, и это было слишком печально. А я не хотела, чтобы мои отношения с Райаном были чем-то омрачены. Все вокруг было погружено в печаль, но я не хотела, чтобы это коснулось его. А однажды мы виделись с ним и с Пич. Они пришли к нам в отель, чтобы позвать нас поплавать. Но нам было не до этого. И мы с Робби уже много недель прятались от людей в нашем новом новом доме.
Райан: – Здорово. Я заеду за тобой через десять минут.
Десять минут? Постой.
Я: – Ты знаешь, где я живу?
Райан: – Да. Мой друг живет рядом с вами. Буду у тебя в десять часов.
В первый раз за прошедший месяц и один день мне хотелось, чтобы мои родители продолжали ссориться. Я прокралась к себе в комнату и оделась. Я выключила свет, но на всякий случай уложила подушки под одеяло, чтобы было похоже, будто я лежу в кровати.
Мне не было нужды выскальзывать из дома через черный ход. Битва в кухне была в самом разгаре. Мои родители не могли увидеть, как я спускалась по лестнице, так что я спокойно направилась к входной двери. И не успела я выйти на дорогу, как около меня остановилась машина.
– Привет!
Райан опустил окно со стороны пассажирского сиденья и жестом указал мне на заднюю дверцу.
За рулем сидел какой-то парень и кивал головой в такт музыке, громыхавшей в салоне. Он с рассеянным любопытством оглядел меня.
– Мы еще заедем кое-куда. А потом направимся в кинотеатр, – сказал Райан.
Когда я устроилась на сиденье, машина тронулась с места, и Райан повернулся ко мне. Он указал на сидевшего рядом со мной парня, который поднял руку в знак приветствия.
– Это Том Сандерсон и Ник Люмоз.
Ник сидел за рулем и тоже поднял руку, но не оглянулся.
Том кивнул с дружеской улыбкой. Оба парня выглядели немного нескладными. На них были форменные школьные рубашки, а волосы были в таком же беспорядке, как у Райана.