Он медленно опустился на колени. Вода поднималась по его телу, такая приятно прохладная. Затем добралась до шеи. Наклонясь вперёд, он намочил голову. Грязь стекала с водой. Он окунул голову полностью, принялся массировать кожу кончиками пальцев и растирать затылок; его волосы окружило молочно-белое облако. Он вынырнул, потёр уши, промыл глаза, а затем снова погрузил голову в воду.
Мало-помалу налёт грязи сходил, словно слой шелушащейся кожи. Пыль растворилась, и его волосы из серых снова стали тёмно-русыми.
Мика поднялся на ноги и побрёл к берегу, шлёпая по воде. Кучу одежды облепили мухи, а нос непроизвольно морщился от её кислого запаха. Он не мог заставить себя надеть всё это на такое чистое тело, поэтому как следует выстирал плащ, рубашку, жилет, штаны и остальное, а затем разложил сушиться. Потом он присел на корточки, залез в рюкзак и достал последнее из своих припасов.
Всего ничего – несколько драгоценных кусочков сушёных грибов да горсть чёрных корней козлобородника.
Он разложил их на плоском камне; набрал сухих веток из-под низкорослых деревьев, росших по берегам озера, сложил из небольших камней круглый очаг и положил внутрь ветки. Он вытащил из кармана куртки жестяную коробочку, где хранил паклю, отщипнул небольшой кусок волокна и положил в костёр для растопки. Из другого кармана он достал кремни, ударил их друг о друга, и на сухую древесину посыпались искры.
Мика дул, склонив голову и сложив руки, и по трещащим прутикам разбегались розовые и жёлтые языки пламени. Он сломал о колено бесцветную ветку и положил её в огонь. Тот обнял её с приветственным шипением и потрескиванием. Мика подбросил ещё дров и, удостоверившись, что огонь не потухнет, снова залез в рюкзак – за медным котелком, который держал на самом дне. Мика набрал в него воды и поставил на огонь. Затем, отряхнув грибы и нарезав чёрные корешки, он бросил скудную горсть припасов в воду.
Острый, мучительный голод корчился в его впалом животе, но ускорить готовку было никак нельзя. Корни нужно было проварить, чтобы они утратили резкий горький вкус и превратились в жидкую кашицу, которая получалась хотя бы наполовину съедобной. Этого было мало – но больше у него ничего не осталось. Мика поймал своё отражение в неподвижной воде: он был измождён, худ, как палка, рёбра болезненно торчали из-под обтянувшей их кожи, – и тут он вдруг осознал, что умирает от голода.
Над озером пронеслось холодное дыхание воздуха. Солнце теряло свой жар. Внизу, в зелёной глубине озера, крупные рыбы сновали туда-сюда, поблёскивая, как состаренное золото. У Мики мучительно сводило живот, и он в голос проклинал себя за то, что не захватил ни рыболовной сети, ни копья. И вот он, ослабевший от голода, стоял возле озера, полного еды – только руку протяни.
Он услышал за спиной бульканье закипающей воды и уловил слабый запах размягчающихся корней козлобородника. Ему придётся съесть этот водянистый суп в надежде, что завтра ему хватит сил обойти берег и раздобыть еды.
Мика взял небольшой камень и с досады швырнул его в озеро. Он наблюдал за рябью, расползавшейся по спокойной воде, как вдруг всё в одночасье преобразилось. Озеро забурлило и вздыбилось, и из самого его центра поднялся огромный куполообразный бугор, который затем обрушился грохочущим каскадом белой воды: на поверхность вырвалась голова чудовища.
Мика отшатнулся.
Огромная голова была широкой, с нависшими бровями и кожей, напоминавшей грубую кору; череп обрамляли два гребня из острых пластин, похожих на зубцы башни. Два огромных глаза с тяжёлыми веками венчали тонкую длинную морду, которая на конце сплющивалась в широкое плоское блюдо, будто клюв громадной утки.
Озёрный змей приподнялся выше, стала видна его чешуйчатая шея, толстая, как ствол вековой сосны, но при этом изогнутая, как вопросительный знак. Затем показалась спина шириной с амбар; к изогнутым плечам крепились короткие недоразвитые крылья. Существо раскачивалось из стороны в сторону, вокруг него поднималась и бурлила вода.
Глубокий скорбный рёв сотряс хрупкий воздух и отозвался эхом со всех концов озера. Огромный змей смотрел на Мику в упор. Усы, свисавшие из уголков его пасти, дрожали, с них стекала вода. Его огромный плоский клюв вздрогнул. Глаза под тяжёлыми веками сузились до тёмных прорезей.
Голый и беззащитный, Мика уставился на него, разинув рот.
Существо медленно приподнялось и опустило голову. Затем, глубоко вздохнув, оно скользнуло под воду, будто лезвием рассекли шёлк. Ещё мгновение его зубчатый гребень расчерчивал поверхность воды, но вскоре исчез и он.
Мика карабкался на скалу, спеша собрать вещи, но вдруг под водой всё заходило ходуном, и на поверхность вырвался столб брызг. С резким грохочущим звуком озёрный змей выпрыгнул на поверхность и взлетел высоко в воздух, выгибая спину и корчась.
Он достиг высшей точки своего невероятного прыжка и снова устремился вниз; солнечный свет блестел на его отполированной чешуе. Он опустил голову, его тело упало в воду могучим ударом, а вслед за ним обрушился и его массивный хвост. И когда существо нырнуло, Мике показалось, что озеро наполовину вышло из берегов. Мощный гейзер поднялся в воздух и залил берег.
Мику окатило водой с ног до головы.
Когда всё успокоилось, он откинул мокрые волосы с лица и уставился на поверхность воды. Огромный змей скрылся так же внезапно, как и появился. Волнение прекратилось, и озеро снова было спокойным. Откуда-то поблизости доносилось судорожное шлёпанье; Мика посмотрел вниз и увидел крупную рыбу, бьющуюся на камне прямо у него под ногами.
Неподалёку лежала ещё одна, и третья прямо рядом с ней. Осмотревшись, Мика увидел, что берег усеян десятками рыб, которые извивались и корчились среди ила. Широкая улыбка расползлась по его лицу, синевато-серые глаза сощурились.
Костёр шипел и сильно дымил под перевёрнутым котелком, поленья намокли, пламя почти погасло. Но Мике было всё равно. Огромный озёрный змей щедро одарил его. Он наклонился и поднял крупную рыбу.
Сегодня, думал он, вертя в руках добычу, он отобедает по-царски.
Он не заметил тень, встрепенувшуюся далеко над озером, тень, которую отбрасывал огромный белозмей, паривший высоко в предвечернем небе. Белозмей и его наездник.
Глава десятая
Илай Винтер посмотрел вверх, его глаза сузились под тяжёлыми веками, а подбородок, обросший щетиной, серебрился в мерцающем свете. Перекинув тяжёлый рюкзак на другое плечо, он осматривал скалистый склон перед собой и линию горизонта вдали – грифельно-серую на ровном чёрном.
Наступившая ночь избавила от удушающего зноя. Скалы, покрытые редким кустарником, и каменистые осыпи остыли; изломанные стрелы молний с треском разрывали и расцвечивали тёмное небо.
Скалолаз вынул изо рта изжёванный корешок, рассмотрел его и снова взял в зубы.
