«Пусть заберут кого-то другого, – мысленно молила Хеппи. – Кого угодно. Только не меня…»
Она не могла точно сказать, сколько их было там сейчас. Многие приходили и уходили. Она даже не узнала их имён.
Хеппи тревожно огляделась, пытаясь по стонам и приглушённым всхлипываниям, звучавшим в темноте, представить лица. Но невозможно было ничего рассмотреть. Три – наверно, столько их там было. Или, может, четыре.
Внезапно раздался скребущий звук когтей и бряцанье металла по камню.
Она согнула ноги, опустила голову на колени, зажмурилась и зажала руками уши. Она ничего не хотела видеть. И тем более слышать.
Она продолжала прятать голову и тогда, когда со стонами и приглушённым хныканьем смешался звук леденящего рычания и пронзительный визг. И, ощутив горячее зловонное дыхание прямо возле себя, она вздрогнула и ещё крепче стиснула голову руками. В следующий миг она закричала: её руку сжало словно тисками.
Она вздрогнула. «Только не я. Кто угодно, только не я».
Глава девятая
Мика продолжал свой путь по острому гребню голой скалы; гора будто разваливалась, крутые неровные скалы, казалось, пытались упасть в разные стороны. Он сгорбился, шляпа съехала, потрёпанный плащ хлопал на ветру. На боку у него висела пустая фляга. Воды из пещеры хватило на три дня: в то утро он сделал последний глоток и не представлял, где ему среди этой суши и пыли раздобыть ещё воды.
Он осторожно переместил дрожащие руки в сторону и попытался удержать равновесие: чем выше он забирался, тем неувереннее себя чувствовал на гладкой выветренной поверхности скалы.
– Чёрт побери! – выругался он, не попав ногой на уступ и пошатнувшись у самого края.
Слова эхом разнеслись в воздухе. Кричать было глупо, Мика это знал; он снова стал карабкаться к вершине хребта.
Подтянувшись на свисающей плите, он полез дальше; лохмотья плаща развевались с каждым взмахом его рук. Над далёким горным массивом взошло солнце. Два существа с рваными крыльями носились в небе друг за другом, громко крича. Но Мика их даже не заметил, всё его внимание сосредоточилось на торчавшем впереди камне. Там кончался горный хребет и начиналось плато.
Его лицо казалось лицом старика; пыль, въевшаяся в морщины и складки, походила на шрамы. От серо-белой грязи его волосы стояли колом, а одежда несла на себе следы тяжёлого восхождения и обдувавших её сухих пыльных ветров.
Покинув пещеру, Мика провёл первую ночь в небольшой нише в скале; он лежал там, свернувшись калачиком, пока небо рвали на куски неистовые раскаты грома и ослепляющие всполохи молнии. В этой нише он укрывался и весь следующий день, ожидая окончания бури, а затем всю ночь шёл вперёд в серебряном свете полной луны. Вечером третьего дня, когда его запасы воды и еды были уже на исходе, далёкое небо окрасилось в красный, и он заворожённо наблюдал, как оно вздымается, надвигается со страшным рёвом, напоминающим звук бешеной скачки. Поднялся пыльный вихрь, плотный и беспросветный, и Мике вновь пришлось отсиживаться в укрытии, пока всё не улеглось. Затем он снова вернулся на хребет и продолжил двигаться по нему к отдалённому плато.
Камни под ногами были как раскалённые угли; он добрался до глубокой расселины в плоской породе, незаметной издалека. Он замер и заглянул через край.
В некотором отдалении из глубокой трещины в скале вырывался тонкий, но бурный поток воды, который падал в бледно-зелёное озеро в просторном каменном бассейне внизу. Мика соскользнул с края скалы и скатился по крутым склонам расселины до самой кромки воды.
Вблизи окружённое горами озеро казалось огромным, с водопадом на другом конце, который был так далеко, что Мика едва мог расслышать его торопливые вздохи. Среди разбросанных валунов то тут, то там торчали несуразные деревья, по берегу росла сорная трава. Прямо перед ним из озера плоским фартуком выступала белая скала.
Мика кубарем скатился к её краю, упал на колени и, воздав хвалу, стал черпать воду ладонями, пока не утолил жажду. Напившись, он сбросил рюкзак, стянул с себя шляпу, плащ, куртку, ботинки и ступил в озеро. Гравий, устилавший дно озера, впивался ему в подошвы.
Он присел на корточки и поглядел на свои запястья, гладкие и болезненно-бледные в тех местах, где были покрытые пылью повязки, которые теперь смыла вода. Он опустил руки в воду и хорошенько вымыл их. Тонкие золотистые волосы блестели у него на предплечьях. Он снял свою ситцевую верхнюю рубашку и нижнюю сорочку, свернул их клубком и швырнул на берег. Потом он сбросил подтяжки; попеременно поднимая ноги, стянул с себя подштанники и отправил к остальной одежде.