К ним подошла юная миссис Легг.
— Послушайте, Джим, — обратилась она к капитану, — вы должныподдержать меня. Эту палатку надо поставить там где мы решили — в дальнем концелужайки у рододендронов. Это единственное подходящее место.
— Мамаша Мастертон так не считает.
— Что ж, вам надо ее уговорить. Он хитро улыбнулся.
— Миссис Мастертон — мой босс.
— Ваш босс Уилфред Мастертон, поскольку он — членпарламента.
— Позволю себе заметить, что его жене эта должность подошлабы больше. Именно она верховодит в доме, мне ли этого не знать.
Сэр Джордж вернулся в гостиную тем же манером — черезстеклянную дверь.
— А, Салли, вот вы где, — сказал он. — Вы нам нужны. Вы неподумали о тех, кто будет намазывать маслом булочки, кто будет разыгрыватьпирожные, и вообще, почему продукты оказались там, где обещали разместитьстолик со всякими вышивками и вязаньем? Где Эми Фоллиат? Только она одна можетсправиться с этими сложностями.
— Она пошла наверх с Хэтти.
— Ах, вот оно что…
Сэр Джордж беспомощно осмотрелся. Мисс Бруис тут жевыскочила из-за стола, где заполняла пригласительные билеты:
— Сейчас я вам ее приведу, сэр Джордж.
— Благодарю вас, Аманда. Мисс Бруис вышла из комнаты.
— Д-да, надо побольше проволочной сетки, — пробормотал сэрДжордж.
— Для праздника?
— Нет-нет. Поставить ограду в лесу — там, где мы граничим сХудаун-парком. Старая давно развалилась, и теперь они ходят и ходят.
— Кто?
— Да нарушители, туристы! — воскликнул сэр Джордж.
— Вы напоминаете Бетси Тротвуд[22], воюющую с ослами, — сулыбкой сказала Салли Легг.
— Бетси Тротвуд? Кто это? — простодушно спросил сэр Джордж.
— Диккенс.
— А-а, Диккенс. Я читал когда-то «Записки Пиквика». Неплохо,даже не ожидал. Но если серьезно, туристы — сущее бедствие с тех пор, как тутустроили этот проклятый туристский центр. Эти юнцы лезут сюда отовсюду. А в чемони ходят! Сегодня утром идет парень, и на рубашке у него — сплошь черепахи иеще какое-то зверье — ну, думаю, не иначе как я вчера выпил лишку. Половина неговорят по-английски, несут какую-то чушь. — Он передразнил:
— «О, пожалуйста.., сказать мне.., дорога на переправа?» Яим кричу, что нет тут дороги, уходите, а они только хлопают глазами и ничего немогут понять. Это парни. А девицы хихикают. Кого сюда только не носит —итальянцы, югославы, голландцы, финны. Не удивлюсь, если к нам пожаловали уже иэскимосы! И подозреваю, что половина этой публики — коммунисты, — мрачнозакончил он.
— Только не заводитесь, Джордж, по поводу коммунистов, —сказала миссис Легг. — Идемте, я помогу вам справиться со строптивымиженщинами.
Ведя его к двери на террасу, она обернулась и позвала:
— Пойдемте с нами, Джим. За свою идею надо биться до конца,тем более что мы правы.
— Я готов, но хочу ввести мосье Пуаро в курс дела. Ему ведьпредстоит присуждать призы за игру «Найди жертву».
— Вы можете сделать это позже.
— Я подожду вас здесь, — согласился Пуаро. Наступила тишина,Алек Легг нехотя поднялся и вздохнул.
— О женщины! — сказал он. — Просто какой-то пчелиный рой. —Он выглянул в окно. — И все из-за чего? Из-за какого-то дурацкого праздника,который никому не нужен.
— Но кому-то, очевидно, все-таки нужен, — заметил Пуаро.
— И почему у людей нет ни капельки здравого смысла? Почемубы им наконец не задуматься? Не подумать о том, что творится в мире? Неужели непонятно, что жители земли совершают самоубийство?
Пуаро справедливо рассудил, что на этот вопрос отвечать необязательно. Он только с сомнением покачал головой.
— Если мы ничего не предпримем, пока еще не поздно.,. — АлекЛегг внезапно умолк, на его лице на миг отразился гнев. — Знаю, знаю, о чем выдумаете. По-вашему, я просто неврастеник. Эти проклятые врачи тоже думают, чтомне надо поправить нервы. Надо, говорят, отдохнуть, переменить обстановку,подышать морским воздухом. Ну раз надо, так надо: мы с Салли приехали сюда,сняли на три месяца домик на мельнице, и я следую их предписаниям. Ловлю рыбу,купаюсь, совершаю длительные прогулки, принимаю солнечные ванны…
— Да-да, я сразу это понял, — вежливо заметил Пуаро.
— А-а, это? — Алек прикоснулся к своему облупившемуся лицу.— Это результат в кои-то веки распрекрасного английского лета. Ну и какой отвсего этого толк? Нет уж, что есть, то есть, никуда от этого не убежишь.
— Да, бегство никогда не приводит к добру.
— Здесь, в деревенской обстановке все воспринимается ещеострей.., эта невообразимая всеобщая апатия… Даже Салли, которая достаточноумна, рассуждает так же, как и все. Стоит ли волноваться? Вот что она говорит.Это меня бесит! Стоит ли волноваться!
— А действительно, отчего вы так волнуетесь?
— Боже мой, и вы — туда же?
— Нет-нет, я ничего не собираюсь вам советовать. Я простохотел бы знать — отчего?
— Неужели вы не видите, что кто-то должен хоть что-топредпринять?
— И этот кто-то — вы?
— Нет, не я лично. В наше время отдельно взятая личность ужене имеет значения.
— Ну не скажите. Даже в такое время, как сейчас, каждый изнас все же во многом остается индивидуалистом.
— И напрасно! В такое напряженное время, когда передчеловечеством встал вопрос «жизнь или смерть», нельзя думать о собственныхболячках и заботах.
— Вот тут вы совершенно заблуждаетесь. Во время войны, водну из жестоких бомбежек мысль о возможной смерти беспокоила меня куда меньше,чем натертая мозоль. Тогда меня это удивило. «Думай о том, — твердил я себе, —что тебя в любую минуту может убить». Мне даже было несколько стыдно — какая-топустячная мозоль мучила меня сильнее, чем страх перед смертью. Понимаете, — вэкстремальных условиях всякие мелочи вдруг обретают особое значение. Я виделженщину, пострадавшую в уличной аварии; у нее была сломана нога, а она рыдалаиз-за порванного чулка.
