— Ты у меня тоже необыкновенный, — Нэнси нежно поцеловала мужа.
— Конец церемониала, — комплимент явно смутил его. Тейлор осторожно обнял ее, чтобы не нарушить изящно-небрежного стиля в одежде, который стоил Нэнси немалых усилий. Скоро придет Натали Гудмен, и Нэнси должна быть во всеоружии.
— Нервничаешь? — Тейлор протянул ей бокал с бурбоном.
Нэнси взяла бокал. Она считала, что бурбон незаменим в трудные моменты, он снимает нервное напряжение.
— Я не нервничаю, я начеку, как перед экзаменом.
— Боишься каверзных вопросов?
— Непредвиденных.
— Все будет хорошо, вот увидишь, — попытался ободрить ее Тейлор.
— Увы, я придерживаюсь другого мнения. Пессимизм — мое лучшее оружие. Разумнее относиться к трудностям так, словно они неразрешимы.
Нэнси привыкла к вниманию журналистов. Когда ее выбрали в конгресс от демократической партии округа Куинс, ей пришлось несладко, хроникеры местных газет, даже ее сторонники, постоянно ставили ей палки в колеса. Но общение с Натали Гудмен требовало особой осторожности, не только потому, что «Нью-Йорк таймс мэгэзин» — авторитетная газета, главное — журналистка коварна, нетерпима к успеху других женщин, зависть обуревает ее так неодолимо, что она готова пренебречь даже собственными убеждениями. Она разбила вдребезги не одну репутацию, пострадавшие все еще собирают черепки в тщетной надежде восстановить ее. Вероятно, Гудмен выпустит жало и на этот раз. Предвидеть худшее и здраво оценивать противника было жизненным правилом Нэнси. Те немногие люди, которых она уважала, тоже исходили из того, что противник всегда достоин их.
— Я должна быть начеку, все время начеку, — повторяла она.
По указанию Нэнси было проведено тщательное расследование биографии Гудмен. Нэнси сама читала ее досье и знала все похождения журналистки — от самых невинных до тесной дружбы с гомосексуалистами. Натали тридцать два года, внешность ничем не примечательная, фигура далека от совершенства. В жизни ее двигали зависть и тщеславие. Незаконнорожденный ребенок, родилась и выросла в небольшом местечке в штате Огайо, шестнадцати лет приехала в Нью-Йорк и поступила работать официанткой в заштатный ресторанчик. Жила и спала, с кем попало. Дважды тайно обращалась к гинекологам — делала аборты. У нее были связи по крайней мере с тремя женатыми мужчинами, благоверная одного из них ее жестоко избила. Супруга была богачкой, ее муж — влиятельным человеком. В результате за соответствующую мзду Натали не стала доводить дело до суда, и скандал замяли. Ей было двадцать, когда главный редактор журнала «Виллы и приусадебные участки» заинтересовался ею и взял на работу секретаршей. Затем ее биография круто изменилась. Хитрая и напористая, журналистка по призванию, Натали умела добыть любую информацию и великолепно преподносила материал. У нее было феноменальное чутье на сенсацию. Ради этого она искажала истину, подгоняла добытые факты под свою версию, не останавливалась ни перед чем — ни перед чувствами, ни перед авторитетами. Теперь, когда Натали Гудмен стала журналисткой номер один, ей, чтобы удержаться на пьедестале, был необходим сенсационный материал, и чем скандальнее, тем лучше. Но Нэнси готова к встрече — ей хорошо известны все самые постыдные эпизоды, которые Натали надежно похоронила, одев на себя маску добропорядочности и легкого снобизма. Нэнси не собиралась без нужды ворошить ее прошлое — если только сама журналистка будет соблюдать правила игры.
Совершенно бесполезно рассказывать обо всем этом Тейлору, далекому от всех этих темных дел в борьбе за власть. К тому же один откровенный разговор неизбежно повлечет за собой и другие признания, а это уж совсем не нужно ни ей, ни ему.
— Я уезжаю в Бостон, ну ты, конечно, помнишь… — сказал Тейлор, осторожно обнимая жену.
— Неужели ты думаешь, что я забыла? — обиделась Нэнси.
— У тебя столько дел и забот, что такая забывчивость была бы понятна.
Тейлору на самом деле очень не хотелось ехать, не хотелось расставаться с Нэнси. Она почувствовала его настроение и легонько подтолкнула мужа к двери.
— Гвидо уже ждет — он отвезет тебя в аэропорт. Возвращайся поскорей, я буду скучать.
Семейству Карр принадлежал личный турбовинтовой самолет, но Тейлор всегда предпочитал пользоваться услугами авиакомпаний.
Нэнси стояла у окна гостиной и смотрела, как Гвидо торопливо идет к машине. Он махнул ей рукой на прощание, Нэнси улыбнулась в ответ.
Она отошла от окна и прошла в свой кабинет, заставленный стеллажами с книгами — старинными фолиантами с уникальными миниатюрами, справочниками по гражданскому и уголовному праву, книгами по истории и искусству. Письменный стол девятнадцатого века с обтянутой кожей столешницей, небольшое обитое красным бархатом кресло у окна, выходящего в сад, два уютных кресла побольше с мягкими перьевыми подушками, чайный столик — вот и вся меблировка. Нэнси проверила магнитофон. Она примет журналистку здесь, та наверняка будет работать с диктофоном. Нэнси тоже собиралась записать интервью.
Когда ее секретарь, Ли Митчелл, доложил, что прибыла мисс Гудмен, Нэнси пошла ей навстречу, сияя лучезарной улыбкой.
Журналистка была одета нарочито небрежно: вылинявшие итальянские джинсы, шелковая блуза и спортивный свободный пиджак. Определенно не красавица, лицо вполне заурядное, но чувственное. Сосредоточенна, самоуверенна, ведет себя бесцеремонно и не прилагает ни малейших усилий, чтобы понравиться. Нэнси с первого же взгляда поняла, что этой женщине успех достался не на серебряном блюдечке, она его по праву заслужила.
Нэнси велела горничной принести кофе и жестом пригласила гостью садиться.
— Вы впервые открыли двери своего дома журналистке, — осторожно начала Гудмен и в ожидании ответа включила карманный диктофон. Она употребила слово «дом», но на языке у нее вертелось другое слово — царство.
— Это вопрос или констатация факта? — осведомилась Нэнси.
— Это широко известный факт, так же как и ваше нежелание говорить о личной жизни, — губы Натали растянулись в подобии улыбки. — Почему этой чести удостоилась именно я, госпожа Карр?
Нэнси уловила нотку сарказма в голосе журналистки, но не подала виду.
— Всегда что-то случается в первый раз, — ответила она. Натали прикурила сигарету, Нэнси, которая несколько лет назад бросила курить, восприняла жест журналистки как вызов.
— Однако выбор пал на меня, — настаивала журналистка.
— И не случайно. Наша встреча своего рода пристрелка. Если получится интересный разговор с вами, то с другими — тем более, — она обезоружила противницу правдой, как ей и советовал Хосе Висенте.
Губы Натали тронула ироническая улыбка.
— Расценивать это как комплимент? А что вы скажете насчет упорных слухов о том, что вы намереваетесь выставить свою кандидатуру в мэры Нью-Йорка?
— Эти слухи доходят и до меня. Демократы назвали мою фамилию в связи с предстоящей в этом году выборной кампанией. Бессмысленно отрицать, что и мне самой приходят в голову мысли о кресле мэра, — неожиданно заключила Нэнси.
