Двойное погружение в атмосферу воспринималось подобно дикой скачке, и было бы чертовски хорошо для начала отработать такую траекторию раз-другой на спуске с высоты всего в несколько тысяч километров[58]. Именно такое испытание и планировалось Фрэнку Борману, Джиму Ловеллу и Биллу Андерсу, когда «Аполлон-8» еще назывался «Аполлоном-9», а его экипаж должен был полететь с лунным модулем, но вовсе не в окрестности Луны. Но никакого LM корабль не дождался, он отправился вместо этого к Луне, и тренировочный спуск с астронавтами теперь превратится в полноценное возвращение с лунной дистанции.
Потому-то Фрэнку Борману было не до разговоров о парадах, мировых турне и расслабленной бдительности в Хьюстоне.
* * *
Когда космический корабль, летящий от Луны, начал финальный подход к Земле, над Тихим океаном стояла глубокая ночь. Жители островов, выйдя из дома около трех часов ночи по местному времени 27 декабря, могли бы увидеть приближающийся корабль – правда, для этого понадобился бы семикратный бинокль. В его поле зрения «Аполлон-8» показался бы едва видимой светящейся точкой примерно на четверти расстояния между Луной и яркой Венерой. Кроме того, пришлось бы запастись терпением: правильно выбранная «звездочка» за четверть часа немного бы сдвинулась, и люди поняли бы, что смотрят на космический корабль. А между тем ему оставалось лишь 60 минут до входа в атмосферу, и двигался он со скоростью около 20 000 км/ч, непрерывно ускоряясь.
На борту этой точки все выглядело иначе и совсем не так мирно. Люди в машине не чувствовали движения корабля, зато Земля, всего два дня назад напоминавшая размером монету, быстро росла и уже не помещалась в иллюминаторах – сейчас она вновь выглядела как огромная дуга горизонта, которую невозможно было охватить глазом. Глядя на Землю с лунной орбиты, Джим Ловелл поражался тому, что мог, вытянув руку, прикрыть планету одним пальцем. Сейчас, когда она вновь принимала привычный размер, никакой палец не шел в сравнение с огромной Землей.
Впрочем, до подлета к этому растущему телу у экипажа еще было много дел. При входе в атмосферу, когда появится хоть какое-то подобие притяжения, все летающие по кабине предметы станут падать на пол корабля, то есть на астронавтов. С увеличением перегрузок проблема только усугубится, и получить при семикратной перегрузке по голове фонариком или болтом, пока ты пытаешься пилотировать корабль, никому не хотелось.
Борман и Ловелл наскоро устроили уборку помещения. Андерс тем временем проверял, закрыты ли клапаны бака питьевой воды, всех охлаждающих систем и испарителей: вода, льющаяся на электронику, будет гораздо опаснее мусора, падающего на астронавтов. Ловелл следил за Андерсом, контролируя выполнение работы, и докладывал операторам.
– Кен, Билл только что закрыл впускной клапан питьевой установки, – доложил он Маттингли.
– О’кей, спасибо.
– Если увижу летающую воду, сообщу отдельно, – добавил Андерс.
Эта реплика задумывалась как ободряющая, хотя на деле значила обратное. Капли воды, не обнаруженные к этому времени, теперь могли появиться на виду только во время входа в атмосферу, а тогда будет уже слишком поздно.
У наземной службы были запланированы и другие задачи для экипажа, включая проверку того, чтобы скафандры вместе с тяжелыми шлемами надежно уложены. Отказ Уолли Ширры надеть шлем во время возвращения «Аполлона-7» на Землю пошел на пользу: в тот раз благополучное возвращение корабля убедило НАСА, что конструкция корабля надежна и что разгерметизация при входе в атмосферу маловероятна. Поэтому ЦУП позволил Борману и его экипажу совершать спуск в более легких и удобных тканевых костюмах, которые астронавты носили во время всего полета.
Андерсу также предстояло перенастроить систему жизнеобеспечения так, чтобы температура в кабине снизилась до 16–17° С. Для тонких комбинезонов это было маловато, но холод не продержится долго: даже при самой лучшей термоизоляции в кабину будет проникать жар от внешней оболочки, разогретой до 2700° С. А к моменту приводнения вокруг корабля будет уже не холодный космос, а 30-градусная жара почти экваториальных вод в южной части Тихого океана, поэтому внутри может стать слишком жарко.
Хотя небо в зоне приводнения обещало быть ясным, метеослужба предсказывала также волны высотой до 1,2 м. Это побудило Маттингли дать еще один совет.
– Поскольку марезин начинает действовать не сразу, поступила рекомендация принять таблетку прямо сейчас, – произнес он в эфир.
Борман не поверил своим ушам: опять марезин? Он летал на самолетах в условиях болтанки, как и его товарищи, и теперь предстоял всего лишь еще один тряский спуск. Впрочем, капком обеспечил себе некоторое прикрытие: он сразу же добавил, что имеет очередной набор предварительных рекомендательных данных для экипажа. Борман решил ответить лишь на один из упомянутых Маттингли пунктов.
– О’кей, ждем. Давай мне данные, – ответил он, не отреагировав на марезин. Не упоминал о нем больше и Маттингли.
Наконец пришло время для необратимой операции – отделения служебного модуля. Как и многое другое в этом полете, оно представляло собой упражнение по контролируемому буйству, когда пироболты разрывают всякую связь между двумя частями корабля. Сразу после этого ЦУП должен был выдать команду обезглавленному теперь служебному модулю запустить направленные вперед двигатели, чтобы уйти назад от командного модуля, после чего ему предстояло влететь в атмосферу и там сгореть.
– Хьюстон, я «Аполлон-8», подтвердите готовность к взводу пиросредств, – передал в эфир Ловелл, запрашивая официального разрешения подготовить пиротехнику – что было эквивалентно выдергиванию чеки гранаты.
– «Аполлон-8», разрешаем взвод пиросредств, – ответил Маттингли.
Получив добро Земли, астронавты вернулись на свои места и затянулись в креслах как можно туже: ослабленных ремней, как при маневрах TLI и TEI, сейчас было абсолютно недостаточно. Борман, пристегнувшись, окинул взглядом Ловелла и Андерса, убеждаясь, что они сделали все правильно. Затем посмотрел на приборную панель, где находились часы. С момента ухода служебного модуля начинался период максимального риска для него и двух его коллег. Меньше чем через час либо они благополучно приводнятся, либо станут жертвами космоса.
* * *
В Хьюстоне было чуть больше восьми утра. Все три телеканала вернулись к освещению полета, и голоса телеведущих перемежались словами Пола Хейни, дежурного комментатора ЦУП. Все время полета у микрофона был либо Хейни, либо кто-то из его коллег, однако на экране обычно доминировали ведущие телеканалов. Сегодня они отступили на второй план и дали больше эфирного времени тому, кто был голосом космической программы.
– Маршрут полета, если вы не смотрите на карту, – говорил Хейни ровным бесстрастным тоном, принятым у комментаторов НАСА, – пролегает над северо-восточным Китаем, Пекином, дальше над Токио, и затем мы начинаем снижение к юго-востоку. Точка посадки находится на 165° западной долготы и примерно на 8° северной широты. Кстати, эта точка находится всего в 1000 км к северо-западу от острова Рождества, как уже наверняка отмечали.
